Товарищи, 
позвольте 
без позы, 
без маски — 
 
как старший товарищ, 
неглупый и чуткий, 
 
поразговариваю с вами, 
товарищ Безыменский, 
 
товарищ Светлов, 
товарищ Уткин. 
 
Мы спорим, 
аж глотки просят лужения, 
 
мы 
задыхаемся 
от эстрадных побед, 
 
а у меня к вам, товарищи, 
деловое предложение: 
 
давайте, 
устроим 
весёлый обед! 
 
Расстелем внизу 
комплименты ковровые, 
 
если зуб на кого — 
отпилим зуб; 
 
розданные 
Луначарским 
венки лавровые — 
 
сложим 
в общий 
товарищеский суп. 
 
Решим, 
что все 
по-своему правы. 
 
Каждый поёт 
по своему 
голоску! 
 
Разрежем 
общую курицу славы 
 
и каждому 
выдадим 
по равному куску. 
 
Бросим 
друг другу 
шпильки подсовывать, 
 
разведем 
изысканный 
словесный ажур. 
 
А когда мне 
товарищи 
предоставят слово — 
 
я это слово возьму 
и скажу: 
 
— Я кажусь вам 
академиком 
с большим задом, 
 
один, мол, я 
жрец 
поэзий непролазных. 
 
А мне 
в действительности 
единственное надо — 
 
чтоб больше поэтов 
хороших 
и разных. 
 
Многие 
пользуются 
напосто? вской тряскою, 
 
с тем 
чтоб себя 
обозвать получше. 
 
— Мы, мол, единственные, 
мы пролетарские… — 
 
А я, по-вашему, что — 
валютчик? 
 
Я 
по существу 
мастеровой, братцы, 
 
не люблю я 
этой 
философии ну? довой. 
 
Засучу рукавчики: 
работать? 
драться? 
 
Сделай одолжение, 
а ну?, давай! 
 
Есть 
перед нами 
огромная работа — 
 
каждому человеку 
нужное стихачество. 
 
Давайте работать 
до седьмого пота 
 
над поднятием количества, 
над улучшением качества. 
 
Я меряю 
по коммуне 
стихов сорта, 
 
в коммуну 
душа 
потому влюблена, 
 
что коммуна, 
по-моему, 
огромная высота, 
 
что коммуна, 
по-моему, 
глубочайшая глубина. 
 
А в поэзии 
нет 
ни друзей, 
ни родных, 
 
по протекции 
не свяжешь 
рифм лычки? 
 
Оставим 
распределение 
орденов и наградных, 
 
бросим, товарищи, 
наклеивать ярлычки. 
 
Не хочу 
похвастать 
мыслью новенькой, 
 
но по-моему — 
утверждаю без авторской спеси — 
 
коммуна — 
это место, 
где исчезнут чиновники 
 
и где будет 
много 
стихов и песен. 
 
Стоит 
изумиться 
рифмочек парой нам — 
 
мы 
почитаем поэтика гением. 
 
Одного 
называют 
красным Байроном, 
 
другого — 
самым красным Гейнем. 
 
Одного боюсь — 
за вас и сам, — 
 
чтоб не обмелели 
наши души, 
 
чтоб мы 
не возвели 
в коммунистический сан 
 
плоскость раешников 
и ерунду частушек. 
 
Мы духом одно, 
понимаете сами: 
 
по линии сердца 
нет раздела. 
 
Если 
вы не за нас, 
а мы 
не с вами, 
 
то черта ль 
нам 
остаётся делать? 
 
А если я 
вас 
когда-нибудь крою 
 
и на вас 
замахивается 
перо-рука, 
 
то я, как говорится, 
добыл это кровью, 
 
я 
больше вашего 
рифмы строгал. 
 
Товарищи, 
бросим 
замашки торгашьи 
 
— моя, мол, поэзия — 
мой лабаз! — 
 
всё, что я сделал, 
все это ваше — 
 
рифмы, 
темы, 
дикция, 
бас! 
 
Что может быть 
капризней славы 
и пепельней? 
 
В гроб, что ли, 
брать, 
когда умру? 
 
Наплевать мне, товарищи, 
в высшей степени 
 
на деньги, 
на славу 
и на прочую муру! 
 
Чем нам 
делить 
поэтическую власть, 
 
сгрудим 
нежность слов 
и слова-бичи, 
 
и давайте 
без завистей 
и без фамилий 
класть 
 
в коммунову стройку 
слова-кирпичи. 
 
Давайте, 
товарищи, 
шагать в ногу. 
 
Нам не надо 
брюзжащего 
лысого парика! 
 
А ругаться захочется — 
врагов много 
 
по другую сторону 
красных баррикад.

❂❂❂❂