Канцелярские привычки

Я 
два месяца 
шатался по природе, 
чтоб смотреть цветы 
и звезд огнишки. 
Таковых не видел. 
Вся природа вроде 
телефонной книжки. 
Везде — 
у скал, 
на массивном грузе 
Кавказа 
и Крыма скалоликого, 
на стенах уборных, 
на небе, 
на пузе 
лошади Петра Великого, 
от пыли дорожной 
до гор, 
где грозы 
гремят, 
грома потрясав,- 
везде 
отрывки стихов и прозы, 
фамилии 
и адреса. 
«Здесь были Соня и Ваня Хайлов. 
Семейство ело и отдыхало». 
«Коля и Зина 
соединили души». 
Стрела 
и сердце 
в виде груши. 
«Пролетарии всех стран, соединяйтесь! 
Комсомолец Петр Парулайтис». 
«Мусью Гога, 
парикмахер из Таганрога». 
На кипарисе, 
стоящем века, 
весь алфавит: 
а б в г д е ж з к. 
А у этого 
от лазанья 
талант иссяк. 
Превыше орлиных зон 
просто и мило: 
«Исак 
Лебензон». 
Особенно 
людей 
винить не будем. 
Таким нельзя 
без фамилий и дат! 
Всю жизнь канцелярствовали, 
привыкли люди. 
Они 
и на скалу 
глядят, как на мандат. 
Такому, 
глядящему 
за чаем 
с балконца 
как солнце 
садится в чаще, 
ни восход, 
ни закат, 
а даже солнце — 
входящее 
и исходящее. 
Эх! 
Поставь меня 
часок 
на место Рыкова, 
я б 
к весне 
декрет железный выковал: 
«По фамилиям 
на стволах и скалах 
узнать 
подписавшихся малых. 
Каждому 
в лапки 
дать по тряпке. 
За спину ведра — 
и марш бодро! 
Подписавшимся 
и Колям 
и Зинам 
собственные имена 
стирать бензином. 
А чтоб энергия 
не пропадала даром, 
кстати и Ай-Петри 
почистить скипидаром. 
А кто 
до того 
к подписям привык, 
что снова 
к скале полез,- 
у этого 
навсегда 
закрывается лик- 
без». 
 
Под декретом подпись 
и росчерк броский — 
Владимир Маяковский. 
 
1926, Ялта, Симферополь, Гурзуф, Алупка