Ракша

Осенней свежести благоуханный воздух,  
Всепроникающий, дарует сладкий роздых,  
Балует и поит родимым молоком…  
Под алебастровым и пышным потолком  
Висит широкая, померкнувшая люстра.  
В огромной комнате торжественно и пусто.  
Квадратами блеснет дубовый, светлый пол…  
Но сдвинут в малый круг многосемейный стол,  
И – праздные следы исчезнувшего улья –  
Расставлены вдоль стен рассохшиеся стулья.  

❂❂❂❂

Напыщенной рукой отодвигая трость,  
Щедротой царскою задабривая злость,  
С мутно-зеленого холста взирает Павел…  
Он Ракшу подарил и памятник поставил  
В румяной красоте бесчисленных девиц;  
И смотрит со стены безусых много лиц,  
Сержанты гвардии, и, с Анною в алмазах,  
Глядит насмешливо родоначальник Глазов**.

❂❂❂❂

 
Усердно слушает его далекий внук –  
И каждый птичий писк, и деревенский звук,  
И скотного двора далекое мычанье…  
И снова тишина и долгое молчанье.  
В осенней сырости и холоде зимы,  
Равно, еще стоят, средь серой полутьмы,  
Шкапы, где спутаны и мысли и форматы,  
Дела военные и мирные трактаты;  
Где замурованы, уснувшие вполне,  
Макиавелли, Дант, и Байрон, и Вине.  
Бывало, от возни, мальчишеского гама,  
Сюда я уходил, – Колумб, Васко де Гама, –  
В новооткрытый сад и ядов и лекарств,  
Где пыль моршанская легла над пылью царств,  
И человечество – то прах, то бесконечность –  
Свой хрупкий зигурат бесцельно зиждет в вечность.  

Разыскивая всех, разузнавая всё,  
Я всё перелистал: Лукреция, Руссо,  
Паскаля чистые сомненья и уроки,  
Под добродетелью сокрытые пороки,  
Тщеславье, что в душе сидит так глубоко  
(А герцог отыскал его Ларошфуко),  
И всё, что, меж войной, охотой, фимиамом,  
Былые короли писали умным дамам,  
Что хитрый Меттерних, скучая не у дел,  
В историю вписал или не доглядел,  
Бантыш и Голиков, – где Миних, где Румянцев,  
И Петр молодой со сворой иностранцев, –  
Мысль Чаадаева, в дыму взлетевший форт,  
И комментарии, и тяжкий шаг когорт, –  
Всё ум мой тешило и сладостно манило  
То кровь свою пролить, то проливать чернила.  
Кандида прочитав – я начинал Задиг…  
Но здесь нечаянно мой дед меня настиг,  
Отнял и у себя запрятал том Вольтера, –  
Чтоб разум не мутил и не погасла вера.  

❂❂❂❂

В лес ухожу бродить, в соседние поля…  
Листом орешника налипшая земля  
Душистой сыростью и грязью черноземной  
Волнует сердце мне. Лесистый и огромный  
Простор, и в зелени не видно деревень.  
Но всюду около – полынь и серый пень,  
Недавних вырубок поконченное дело;  
Где прежде Заповедь сияла и шумела  
Могучей красотой нетронутых лесов, –  
Сменили белизну березовых стволов  
Осины мелкие и небо грустных тучек.  
Всё на приданое своих подросших внучек, –  
Потомство иногда тягчайшая из бед, –  
Леса обрек свести чадолюбивый дед,  
Да управляющий, с улыбкой бессердечной,  
Свой собственный карман наполнил, всеконечно…  
Тропинка тянется через мохнатый луг,  
И носится кругом пьянящий сердце дух,  
И вьются облака набухшей вереницей  
Над белой церковью и белою больницей.  

❂❂❂❂

1913  

❂❂❂❂