До города двенадцать километров.  
Шоссе как вымерло — ни человека…  
Иду одна, оглохшая от ветра,  
перехожу взлохмаченную реку.  
Мы на реке с тобой бывали вместе,  
когда-то шли по этой вот дороге…  
Как увязают в чавкающем тесте  
усталые по непривычке ноги.  
Как больно хлещут ледяные плети,  
какой пронзительный, угрюмый вечер,  
и ни огня на целом божьем свете,  
и от мешка оцепенели плечи.  
В нем розовая крупная картошка,  
пронизанная сыростью осенней.  
Приду и стукну в крайнее окошко,  
и мать с огарком отопрет мне сени.  
Огонь запляшет, загудит в железке,  
вода забулькает. А я раскрою дверцу  
и сяду возле. И при жарком блеске  
письмом вчерашним отогрею сердце.  
И долгий путь сквозь мокрое ненастье  
осенней ночью — хриплой и бездомной  
мне кажется ничтожно малой частью  
одной дороги — общей и огромной.  

❂❂❂❂