К журнальным благоприятелям

К чему, скажите ради бога,  
Журнальный Марс восстал с одра  
И барабанная тревога  
Гусиных витязей пера?  
К чему вы тяжко развозились,  
За что так на меня озлились,  
Мои нежданные враги,  
Которых я люблю, как душу?  
К чему с плеча и от ноги  
Бы через влагу, через сушу,  
Чрез влагу пресных эпиграмм,  
Чрез сушу прозы вашей пыльной,  
Несетесь по моим пятам  
Ордой задорной и бессильной?  
Спроситесь средств своих и сил,  
Себя изведав, осмотритесь,  
Одумайтесь, прохолодитесь  
Хотя на льду своих чернил.  
В вас две причины: хлад и пламень,  
Пыл гнева и таланта лед;  
Сей в гору сгоряча несет,  
Тот сдуру тащит вниз, как камень.  
Останьтесь в равновесном сне  
И, чувствуя свою природу,  
Не обжигайтесь на огне,  
Когда вас так и тянет в воду.  
И как идти вам на меня?  
Неблагодарные! Не я ли  
Из хаоса небытия  
Вас вывел в жизнь! Вы прозябали,  
Вы были мертвы. В добрый час  
Не я ли в люди вывел вас  
Из глазуновского кладбища,  
Живых покойников жилища,  
Где вас смертельный сон настиг  
И где заглавья многих книг  
Гласят в замену эпитафий,  
Что тут наборщика рукой  
На лобном месте типографий  
Казнен иль тот, или другой.  
Скажите, скольких мимоходом  
Из вас я п_о_вил пред народом  
Под мой насмешливый свисток,  
Взлелеял вас под шапкой пестрой  
И скольких выкормил я впрок  
На копьях эпиграммы острой?  
Тогда вас только свет и знал,  
В тени таившихся малюток,  
Когда под качку резвых шуток  
Мой стих вас на смех подымал.  
Пигмея выровнил мой хлыстик,  
А там под ним, другим в пример,  
Свернувшийся в журнальный листик  
Развился мелкий эфемер;  
Задавленный под глыбой снежной  
Своих комедий ледяных,  
Иной ждал смерти неизбежной  
И костенел уж, как свой стих;  
Его отрыл я музой чуткой  
И на ноги поднять успел  
И раздражительною шуткой  
Его оттер и отогрел.  
Кто, на стихе моем повиснув,  
Вскарабкавшись, с поэмой всплыл;  
Кого, живой водою спрыснув,  
Я от угара протрезвил.  
Калек, замерзших и утопших,  
Полуживых, полуусопших,  
Слепых, хромых, без рук, без ног,  
Расслабленных и слабоумных,  
Сухоточных, опухлых, чумных, —  
Я призрел всех, я всех сберег.  
Без просьбы, без лицеприятья  
Имеет вся меньшая братья  
Заступника в лице моем:  
В моей сатире хлебосольной  
Заботой музы сердобольной  
Открыт странноприимный дом.  
Есть богадельня при больнице;  
Дверь настежь: милости прошу,  
И тотчас каждого в таблице  
С отметкой имя запишу.  
И что ж? В угаре своеволья,  
Забыв и долг, и честь, и связь,  
Против опеки сердоболья  
Больница буйно поднялась.  

❂❂❂❂

1830  

❂❂❂❂