В кибитках у колодцев ночевать  
случалось и неделями подряд.  
Хозяева укладывали спать  
ногами к Мекке,—  
помни шариат!  
В далекие кочевья ты проник,  
не выучил, а понял их язык,  
которому научит навсегда  
слегка солоноватая вода.  

❂❂❂❂

Ты загорел под пламенем лучей,  
с судьбой дехкан связал судьбу свою  
Ты выводил отряд на басмачей  
и потерял товарища в бою.  

❂❂❂❂

Был враг разбит.  
Но тихо друг лежал.  
и кровь еще сочилась из виска.  
Ты сам его обмыл и закопал  
и взял с могилы горсточку песка.  
И дальше жил, работал, отдыхал…  
В колючие ветра и в лютый жар  
живую воду запасал в меха,  
на дальние колодцы уезжал.  
Песок и небо тянутся кругом…  
Сухой полынью пахнет хорошо…  

❂❂❂❂

Ты телеграммой вызван был в обком  
и распрощался.  
И верблюд пошел  
Верблюд пошел, вздыхая и пыля.  
Цвели узбекистанские поля.  
Навстречу из Ташкента шли сады,  
Текли арыки, полные воды,  
Стояли голубые тополя,  
верхушкой доставая до звезды,  
и сладко пахла теплая земля.  

❂❂❂❂

Партсекретарь ладонь держал у глаз,  
другой рукой перебирал листы.  
Партсекретарь сказал, что есть приказ,—  
немедленно в Москву поедешь ты.  

❂❂❂❂

Ребята проводили на вокзал,  
махнули тюбетейками вослед.  
Ты многого, спеша, не досказал,  
не разобрал: доволен или нет.  
И огляделся только лишь в Москве.  
Перед вокзалом разбивали сквер.  
В киоске выпил теплое ситро.  
«Каким трамваем?» —  
продавца спросил.  
И улыбнулся:  
«Можно на метро!»  
И улыбнулся:  
«Можно на такси!»  

❂❂❂❂

Направили во Фрунзенский райкам,  
нагрузку дали, взяли на учет.  
И так ты зажил, временем влеком.  
Ему-то что! Оно, гляди, течет.  
Оно спешит.  
И ты, и ты спеши.  
Прислушивайся. Песню запевай.  
Товарищи, как всюду, хороши.  
Работы, как и всюду,— поспевай!  
Загара не осталось и следа,  
и все в порядке.  
Только иногда,  
когда в Москве проходит первый дождь,  
последний снег смывая с мостовой,  
и ты с работы запоздно придешь,  
негромко поздоровайся с женой.  
Ты чувствуешь?  
Скорее выпей чай,  
большую папиросу закури.  
А спросит, что с тобой:  
не отвечай.  
А спросит, что с тобой:  
не говори.  
И сделай вид, как будто ты уснул,  
зажмурь глаза, а сам лежи без сна…  

❂❂❂❂

В пустыне зацветает саксаул.  
В пустыне начинается весна.  
Внезапный ветер сладок и горяч.  
Идут дожди. Слышней шакалий плач.  
Идут дожди который день подряд,  
и оползает глиняный дувал.  
Перед райкомом рос кривой гранат.  
Он вдруг, бывало, за ночь зацветал.  

❂❂❂❂

И тихо встань. И подойди к столу,  
переступая с пятки на носок.  
Там,  
в баночке,  
прижавшийся к стеклу,  
живет руками собранный песок.  
От одиночества и от тоски  
он потускнел,  
он потемнел,  
притих…  

❂❂❂❂

А там лежат начесами пески,  
и ветер разворачивает их.  
Насущный хлеб, насущная вода,  
оазисы — цветные города,  
где в улицах висит прозрачный зной,  
стоят домишки к улице спиной,  
они из глины, и они низки.  
И посреди сгущающейся тьмы  
бесшумные сухие старики  
высоко носят белые чалмы.  

❂❂❂❂

Народ спешит.  
И ты, и ты спеши!  
Скрипит арба, и кашляет верблюд.  
На регистане новые бахши  
«Последние известия» поют.  
Один кончает и в поднос стучит,  
глоточек чая пьет из пиалы.  
… Безлунна ночь, дороги горячи,  
и звезды невысокие белы…  

❂❂❂❂

Уже светает… За окном — Москва…  
Шуршит в ладони горсточка песка.  
«Не забывай своих земных дорог.  
Ты с нами жил… Тебя мы помним, друг.  
Ты нас любил… Ты много нам помог…»  

❂❂❂❂

Рабочий день восходит на порог,  
и репродуктор запевает вдруг.  
Как широка она и как стройна,  
большая песня наступленья дня!  
И в комнату врывается страна,  
великими просторами маня,  
звеня песками, травами шурша,  
зовя вскочить, задумчивость стряхнуть,  
сверкающие окна распахнуть,  
освобожденным воздухом дыша,  
ветрам республик подставляя грудь.  

❂❂❂❂

1936  

❂❂❂❂