Горя любви огнемъ и нѣжася и тлѣя, 
Спала подь тѣнью древъ прекрасна Кариклея. 
Кто всѣхь думъ ея единственный быль видъ, 
Влюбленный въ рощу ту приходитъ Никомидъ. 
Увидѣвь онъ ее жаръ пуще ощущаетъ, 
И весь воспламененъ сіи слова вѣщаетъ: 
Ты щастлива трава, вы щастливы цвѣты, 
Которыя сея постеля красоты, 
И кроющи сей одръ о вѣтви соплетенны! 
Мысли, ахъ, мои ужасно возмятенны, 
Могу ли тѣмъ плодомъ я очи утѣшать, 
Который зрю всякъ день и не могу вкушатьѣ 
Зри пищу и питье и алчу я и жажду; 
Къ чему любимь, люблю, когда любовью стражду; 
Стараюся мой вѣкъ любовію губить: 
Ахъ, лутче ни какой пастушки не любить! 
Пастушка спящая услыша гласъ очнулась, 
И въ крѣпкомь бывша снѣотъ крѣпка сна проснулась. 
Я видѣла во снѣ: тебя къ себѣзову: 
Звала, а ты ко мнѣпришелъ и на яву. 
Къ чему такія сны ты спя употребила: 
Къ чему я надобенъѣЯ ето позабыла, 
И помню только то, что я тебя звала, 
А протчее я все сномь крѣпкимъ заспала. 
А я прошедшія ночи сонъ помню ясно: 
Пріятенъ быль сей сонъ; да ето все напрасно. 
Какой сонъ видѣлъ тыѣПотребно ль то вѣщать; 
Чево не будешь ты во вѣки ощущать. 
Скажи мнѣсонъ ты свой, я слышати желаю. 
Расказомъ едакимъ я пуще воспылаю. 
Пожалуй раскажи, скажи скажи мой свѣтъ! 
Я видѣлъ то, чево на свѣтѣлутче нѣтъ. 
Скажи жъ, пожалуй мнѣ: съ травы пастушка встала, 
Блиставъ лежащая, какъ стоя заблистала. 
Во снѣя въ сей ночи зрѣлъ щастливымъ себя, 
И видѣлъ я съ собой лежащую тобя: 
Не чувствовалъ любви твоей себѣя муки, 
И были въ сей мѣчтѣмои свободны руки: 
Тебя милуя я всей кровью запылалъ, 
И все исполнилъ то, чево дано желалъ. 
Не разъ такой мѣчтой я спяща увидала, 
И таковыя же сны и о тебѣвидала; 
Однако тотъ тюльпанъ со стеблая не спадетъ, 
Который лишъ во снѣпаденіе найдетъ. 
Зрить часто нищій спя во снѣзлатыя горы, 
Во полночь видитъ блескъ прекрасныя аѣроры; 
Мнѣзрѣлось будто волкъ ягнятокъ уносилъ; 
Однако ни куска онъ мяса не вкусилъ: 
Огорчеваетъ сонъ, томитъ и услаждаетъ, 
А дѣйствомъ никогда онъ насъ не награждаеть. 
Не обвинить меня ни коею виной, 
Что ты вчера во снѣдовольствовался мной: 
Не назовешь и ты блаженною судьбою, 
Что леживала я во снѣмоемъ съ тобою. 
О естьли бы я легъ на ету здѣсь траву, 
Съ тобой дражайшая подъ тѣнью на яву! 
Пастушка ото всѣхъ пасущихъ удаленна, 
И сновидѣніемъ любовнымъ распаленна, 
Потупила глаза, мятется и дрожитъ; 
Однако отъ сея напасти не бѣжитъ; 
Въ уединеніи суровости промчались, 
Сіяло чувствіе хоть мысли омрачались, 
Подобно въ темноту густыхъ на небѣтучъ, 
Хоть солнца мы не зримъ, однако въ небѣлучь: 
Подобно кроются быстрѣйши воды льдами. 
Но воды все текутъ и какъ текли водами. 
Во отдаленной сей отъ паства сторонѣ, 
Исполнимъ на яву что зрѣли мы во снѣ; 
Начто во алчѣнамъ и въ жаждѣболѣй быти, 
Когда имѣемъ кормъ и можемъ быть мы сыти: 
Почто томимся мы въ деи нашея весныѣ 
Исполнимъ на яву что намъ мѣчтали сны. 
Противоборствовать пастушкѣбыло трудно; 
И естьли бъ не далась она; такъ было бъ чудно.

❂❂❂❂