При токахъ быстрыхъ водъ была долина красна. 
Рамира слышу я тамъ жалобу нещасна, 
Но веселюся я пріятнѣйшей страной; 
О рощи, о луга, восплачите со мной! 
Восплачите со мной источники и рѣки! 
Но буду я любимъ Исменою во вѣки. 
Мнѣбольше ни чево на свѣтѣсемъ не жаль, 
Тверди мой, ехо, стонъ и злу мою печаль! 
Исмена гдѣпасу, ужъ тѣхъ луговъ не видитъ! 
Дарю подарки ей, подарки ненавидитъ. 
Намнясь изъ рукъ моихъ она цвѣты взяла, 
Однако изъ цвѣтовъ вѣнка не соплела: 
Цвѣты увяли такъ для пущой мнѣугрозы: 
Тюлпаны, лиліи, ясмины, красны розы: 
Увяла съ ними вдругъ надежда вся моя: 
Неѣмъ, не пью, не сплю, тоскую только я. 
Какъ нимфы Фебову предвѣстницу встрѣчаютъ, 
И овцы голосу свирѣлей отвѣчаютъ; 
Товарищи мои ликуютъ во стадахъ, 
Какъ вѣтры свѣжія на ключевыхъ водахъ: 
А я лежу въ одрѣобъятъ пастушьимъ домомъ, 
Какъ будто дерево поверженное громомъ: 
Шалашъ мой видитъ то, что я всю ночь не сплю, 
И что различныя мученія терплю: 
А въ тѣчасы, когда другія всѣне сонны, 
Мои тяжелыя ко сну лишъ мысли склонны, 
Колико въ шалашѣни тщуся отдохнуть. 
Приду подъ тѣнь дровосъ, хочу глаза сомкнуть 
Но сонъ меня и тамъ отъ мукъ не избавляетъ 
Бѣжитъ, и во слезахъ подъ тѣнью оставляетъ. 
Когда бъ ты грудь мою проникнути могла; 
Когдабъ узнала ты, какъ ты меня зажгла, 
Исмена, ты бъ о мнѣконечно поболѣла; 
И о любовникѣнещастномъ сожалѣла! 
Не хочешь ты внимать сихъ жалостныхъ рѣчей, 
Отъ плачущихъ моихъ скрываешься очей. 
Гдѣя, тамъ нѣтъ тебя: къ тебѣприйти рабѣю: 
Хочу сказать люблю, и молвить не умѣю. 
Или разрушити тобою мнѣживотъ, 
Чтобъ жаръ любви потухъ на днѣсихъ хладныхъ водъѣ 
Когда коснешься ты Исмена сей дороги, 
И станешь омывать на сихъ потокахъ ноги, 
Воспомни, что тобой злой рокъ меня унесъ, 
Смѣшай съ струями ихъ хотя немного слезъ. 
Начни быть жалостью хоть поздно побужденна; 
Коль ты не тиграми ирканскими рожденна, 
И естьли какъ они ты зла не такова! 
Исмена межъ кустовъ внимала тѣслова, 
И мня: почто ему въ пустынѣлицемѣритьѣ 
Что любитъ онъ меня, конечно должно вѣрить. 
Не сѣтуй, говоритъ, ты здравіе губя: 
Коль любишь ты меня, такъ я люблю тебя. 
Я для ради тово съ тобой, мой свѣтъ, чужалась, 
Что я притворности въ жару твоемъ пужалась. 
Не часто ли любви лишъ только во устахъ: 
И столько же цвѣтутъ какъ розы на кустахъѣ 
Поутру видимы прекрасны были розы: 
А къ вечеру одни останутся лишъ лозы. 
Клянется ей пастухъ; но клятвы пастуха 
Къ чему уже, когда пастушка не лихаѣ 
Тому, что сѣяно, часы приходятъ жатвъ…. 
Исмена говоритъ: оставь ты лишни клятвы, 
Не клятвамъ вѣрю я, но жалобѣтвоей, 
И для свидѣтельства, еще пустынѣсей, 
Котора на меня твои внимала пѣни. 
Передъ Исменой ставъ любовникъ на колѣни, 
Со всей горячностью и нѣжностью любя, 
На вѣки въ радости вручаетъ ей себя. 
Въ сладчайшемъ чувствіи минуты пролетаютъ, 
Играютъ мысли ихъ, сердца и кровь ихъ таютъ, 
Уже къ союзу ихъ темнѣютъ небеса, 
И солнце нисходя садится за лѣса: 
Сплетены вѣтьви древъ лужайку ону кроють, 
Которыя брега журчащи воды моютъ, 
Гдѣвѣтры тихія имъ дуютъ во власы, 
И прохлаждаютъ ихъ вѣчернія часы. 
Любовники тогда имѣя мысли плѣнны, 
Отъ шума деревень въ пустыняхъ удаленны: 
И удалясь еще и отъ стрегомыхъ стадъ, 
Ко исполнонію въ желаніи отрадъ, 
Ко увѣнчанію веселія приходятъ, 
И беспрепятственно что надобно находятъ: 
И не завидуютъ на свѣтѣни чему, 
Предпочитая то сокровище всему. 
Цѣлуясь говорятъ сто кратъ: люблю не ложно. 
Въ послѣдокъ — етова изобразить не можно. 
Что началъ Купидонъ, то Гименъ окончалъ 
И жаръ ихъ, радостнымъ восторгомъ увѣнчаль.

❂❂❂❂