Леонтьев

Леонтьев мечтал о лазоревой марле на окнах  
(не наш знаменитый, Валерий, а тот, Константин).  
Хотелось июньского света в тончайших волокнах,  
нетяжкой, но явной защиты — хоть в виде гардин.  

❂❂❂❂

Так мало простой красоты в этом грязном и рваном,  
не знающем собственных гениев подлом быту.  
Ну, ветка с листочком… Ну, Варька, с ее сарафаном…  
На всю-то родную действительность!.. Невмоготу.  

❂❂❂❂

Не хам с кулаками, так нищий с лукавой щепотью,  
да бульканье браги, да шелест сушеных акрид,  
да кот монастырский орет, угнетаемый плотью,  
да юный монах, угнетаемый ею, молчит.  

❂❂❂❂

А марлю не шлют дорогие из первопрестольной,  
поскольку параметры ткани уж слишком точны,  
и в лавках московских не сыщешь рединки достойной —  
такой, как велел он, фактуры и голубизны.  

❂❂❂❂

Который уж месяц все ищут — не могут купить их,  
аршины запрошенной ткани, потребной ему,  
чтоб розовый воздух стоял бы в лазоревых нитях  
и тем отдалял заоконные холод и тьму.  

❂❂❂❂

Там, в этой мороке, которой покорствовать надо,  
там, в этом-то мраке, покорство которому — грех,  
все-все остается: и вечное шило разлада,  
и дружба глупцов, и разумников холод и смех.  

❂❂❂❂

А с ним — номеров монастырских тяжелые своды,  
Каткова отказ, со средой безответная пря…  
Где Бог человеку дает слишком много свободы,  
там свят деспотизм благодушный. И он — за царя.  

❂❂❂❂

Но сколько же грязи в быту, где жена ненормальна,  
где дует в окошко, где ноют спина и щека…  

❂❂❂❂

В Москве между тем отыскалась лазурная марля —  
в единственном месте: в конторе у гробовщика.  

❂❂❂❂

И Варькин наперсток летал, и сноровист и прыток.  
И Варька летала, смугла, как лиса в серебре.  
И розовый воздух стоял меж лазоревых ниток:  
успел постоять — пара зорек была в ноябре…  

❂❂❂❂

1956  

❂❂❂❂