Не брести мне сушею,  
а по северным рекам плыть!  
Я люблю присущую  
этим северным рекам прыть.  
Мне на палубе слышно,  
как плещет внизу Витим,  
как ревет Витим,  
в двух шагах почти невидим.  
Я щекою небритой  
ощущаю мешок вещевой,  
мой дорожный мешок,  
перемытый водой дождевой.  
От него пахнет пастой зубною  
и ягодным мылом,  
позабытой страною —  
детством лагерным милым.  
И от этого снится мне детство  
с певучими горнами  
и с вершинами горными,  
неприступными, гордыми.  
К тем вершинам горным,  
чтоб увидеть их наяву,  
от детства самого  
по высокой воде плыву.  
У безлюдного берега  
опускаю скрипучие трапы  
на песчаные отмели,  
на лесные пахучие трааы.  
И огни золотого прииска  
в темноте за бортом  
начинаются, словно присказка  
(сказка будет потом!).  
Ну, а в присказке ходит Золушка  
в сапогах кирзовых.  
Полыхают вовсю два солнышка  
в глазах бирюзовых.  
Засыпает она, усталая,  
на подушке колкой,  
и стоят босоножки старые  
под железной койкой.  
А за окнами зорька-зорюшка  
сладко сны навевает.  
Золотые туфельки Золушка  
не спеша надевает.  
Золотыми, росой обрызганными,  
по мосткам застучала…  
Только это уже не присказка —  
это сказки начало.  
Это сказка моя правдивая,  
где ни лжи, ни обмана,  
где и вправду вершины горные  
поднимаются из тумана.  
Ах, вершины гордые!  
Чтоб увидеть вас наяву,  
я от детства самого  
по высокой воде плыву.  

❂❂❂❂