Кузнечик-музыкант

Шутка в виде поэмы

❂❂❂❂

 

ПЕСНЬ 1

 

Не сверчка-нахала, что скрипит у печек, 
 
Я пою: герой мой — полевой кузнечик! 
 
Росту небольшого, но продолговатый; 
 
На спине носил он фрак зеленоватый; 
 
Тонконогий, тощий и широколобый… 
 
Был он сущий гений — дар имел особый: 
 
Музыкантом слыл он между насекомых 
 
И концерты слушать приглашал знакомых. 
 
Под роскошной жатвой жил он в поле чистом, 
 
Оглашая воздух бесконечным свистом 
 
Своего оркестра. Ветреное племя 
 
Скакунов забыло, что в полях в то время 
 
Музыки и вкуса был он представитель. 
 
Все, что нынче летом деревенский житель 
 
Слышит за окошком, лежа на кровати 
 
Или на балкон свой выходя в халате, — 
 
Этот свист трескучий, этот звон безбрежный, 
 
Разлитой повсюду, и сухой, и нежный, — 
 
Если только в этом сумрачном концерте 
 
Есть живая нега и восторг, поверьте, — 
 
Это все былые, вечные созданья 
 
Моего героя, или — подражанья.

❂❂❂❂

 

Бедненький кузнечик! позабыт твой гений! 
 
Но ты век свой прожил не без приключений. 
 
Помню, ты недаром слыл идеалистом: 
 
Сядешь ты бывало в свете серебристом 
 
Месяца, под полог ночи на соломке, 
 
Ветром сокрушенной. (Даром, что не ломки 
 
Гибкие колосья, все же в ниве шаткой 
 
Много их подломит этот ветер гадкий.) 
 
Сядешь ты бывало и во славу ночи 
 
На своей скрипице пилишь что есть мочи. 
 
И тебя дразнили пискуны пустые, 
 
Комары-злодеи, трубачи степные, 
 
И в тебя влюблялись божии коровки, 
 
И мутила зависть многие головки, 
 
С тем же, музыкальным то есть, направленьем, 
 
С тою же охотой, да не с тем уменьем. 
 
И грозилась мошка с помощью науки 
 
Умертвить тобою созданные звуки, 
 
И тяжеловесный жук неоднократно 
 
Уверял, что уши смачивать приятно 
 
На твоих концертах, а не то-де уши, 
 
Как трава, завянут от ужасной суши. 
 
В частной жизни также к добреньким коровкам, 
 
К мушкам и козявкам часто в пренеловком 
 
Был ты положеньи: слушал их признанья, 
 
Робко избегая тайного свиданья. 
 
Но ничто, однако ж, не поколебало 
 
Твоего покоя; никакое жало 
 
Твоему таланту не казалось вредным: 
 
В музыкальном мире был ты всепобедным. 
 
Ты вполне блажен был! — но пришла невзгода…

❂❂❂❂

 

Слушайте! Однажды, в половине года, 
 
В самый жар, быть может, в самые Петровки, 
 
В дни, когда на рынках потные торговки 
 
Продают малину, вишенья, клубнику 
 
И, маша платками часто не без крику, 
 
С мухами заводят из-за ягод ссоры; 
 
В дни, когда из праха созидают горы 
 
Муравьи и роют скрытые туннели 
 
Под корнями дуба иль смолистой ели; 
 
Бабочка, танцуя, празднует свободу; 
 
А пчела, с клубочком золотого меду, 
 
Покидая липу, вся в пыли цветочной, 
 
Так и льнёт к жасмину белизны молочной; 
 
Шмель, бичуя воздух, знойный и душистый, 
 
И кружась над морем нивы золотистой, 
 
Пропадает в блеске солнца, как пылинка; 
 
В дни, когда для мошки каждая былинка 
 
Получает соки, сладость и значенье, 
 
И она вкушает те же наслажденья, — 
 
Стало быть, в Петровки, около полудня, 
 
Мой герой, кузнечик, понаевшись студня, 
 
То есть за обедом начинив желудок, 
 
Вышел насладиться видом незабудок 
 
И, вдыхая запах алого горошка, 
 
Лёг, прищуря глазки, — и мечтал немножко. 
 
Много пролетало мимо насекомых, 
 
Ос, шмелей сердитых — трубачей знакомых, 
 
С разными вестями. Ни к кому с вопросом 
 
Он не обратился. Все, что перед носом 
 
У него вертелось, ползало, жужжало, 
 
Было чуждо сердцу — и не занимало… 
 
Моему герою, верно бы, вздремнулось, 
 
Как и вам, читатель, если б не взгрустнулось.

❂❂❂❂

 

Вдруг над ним порхнуло чудное виденье, 
 
Бабочка — такая, что — моё почтенье! 
 
Белизны жемчужной крылышки с каемкой, 
 
Глазки — изумруды, носик нежный, тонкий, 
 
Бархатец на шейке, бантик на затылке. 
 
Увидал кузнечик — затряслись в нем жилки. 
 
Бабочка все ниже и так близко вьётся, 
 
Что невольно сердце у артиста бьётся. 
 
Бабочка — не знаю, видела ль бедняжку 
 
Или не видала, — только кушать кашку 
 
Села — и, конечно, ничего не съела. 
 
«Ах! — она сказала, — если б я умела 
 
Так же петь отлично, как один известный 
 
Всем артист-кузнечик! — Если бы небесный 
 
Голос я имела, — как бы я запела! 
 
О, как я бездарна! о, как я…» — 
 
«Напрасно…» — 
 
Перебил кузнечик. (Он влюбился страстно 
 
В милую болтунью.) 
 
Бабочка украдкой 
 
На него взглянула: 
 
«Ах, какой он гадкий!» — 
 
Думает… Однако ж улыбнулась мило, 
 
Подняла свой носик и проговорила: 
 
«Отчего ж напрасно?!» — 
 
«Отчего!?» — 
 
Смешался 
 
Мой артист, однако рекомендовался. 
 
«Очень, очень рада! — молвила кокетка 
 
(Бабочки бывают без кокетства редко). — 
 
Очень, очень, рада! Звуки вашей скрипки 
 
Часто долетают даже к нам под Липки». 
 
Покраснел кузнечик, начал завираться, 
 
Умоляя гостью чаще с ним видаться. 
 
Бабочка вспорхнула и, не давши слова 
 
Прилететь вторично, прилетела снова 
 
И заговорила: 
 
«Даже в свете знают, 
 
Что большой вы гений, — все вас изучают… 
 
Только я к вам с просьбой: сделайте такую 
 
Божескую милость — напишите злую, 
 
Злую эпиграмму на мою соседку, 
 
Бабочку-кокетку, что недавно в сетку 
 
К мальчикам попалась и с крылом помятым 
 
Ночью воротилась к братцам глуповатым. 
 
Эти братцы также пребольшие фаты, 
 
И воображают, что они богаты! 
 
К эпиграмме можно сочинить любую 
 
Музыку — такую, самую смешную».

❂❂❂❂

 

Упорхнула гостья — а кузнечик бедный 
 
Так был озадачен, что немой и бледный 
 
Шёл он, глядя в землю (так, видал я, в воду 
 
Сунувшись, мальчишки ищут в речке броду), 
 
Шёл, повеся нос свой, чуть переступая 
 
Длинными ногами и соображая: 
 
Тьфу! Да как же это? — разве эпиграммы 
 
Можно класть на ноты? Ах, как глупы дамы! 
 
Шёл он, шёл, и бредил: то ему казалось, 
 
Что она хитрила и над ним смеялась, 
 
То воображал он, что Сильфида эта 
 
Захотела только испытать поэта 
 
И ему такую задала задачу, 
 
Что хоть плачь!

❂❂❂❂

 

«Однако ж, что ж я время трачу! — 
 
Думает кузнечик. — Разве не сумею 
 
Я в смешном и жалком отразить идею». 
 
И с таким решеньем за работу смело 
 
Принялся он: мигом закипело дело — 
 
И слова и звуки. Хоть и не бывал он 
 
В обществе Жорж-Занда — вот что написал он: 
 
«К мальчику под сетку бабочка попалась — 
 
Краски полиняли, крылышко помялось. 
 
Если враг лукавый расставляет сети, 
 
Кто в них попадает? — попадают дети. 
 
Боже! отчего же за поступок детский 
 
Их казнит так страшно суд великосветский?» 
 
Кончено! — 
 
И начал сочинять он ноты; 
 
И устал он, бедный, от такой работы. 
 
Но любовь всесильна! Оставалось скликать 
 
Прочих музыкантов — и начать пиликать.

❂❂❂❂

 

И народу куча собралась на пробу; 
 
Даже жук навозный, начинив утробу 
 
Всякой дрянью, смуглый, толстый и рогатый, 
 
Уши от простуды затыкая ватой, 
 
За толпой туда же пробрался сторонкой, — 
 
Ничего не понял, но заметил тонкий 
 
Хвост у музыканта и бочком поплелся 
 
Рассказать соседям, что-де он сошелся 
 
С молодым маэстро, что-де он невзрачен. 
 
Что его фигурой был он озадачен… 
 
Чёрная козявка, та, что бьёт баклуши 
 
И весь день вертится, навострила уши; 
 
Божия коровка всех перепугала: 
 
От восторга ныла — ныла и упала 
 
В обморок… Спасибо, муравей, с шнуровкой 
 
Под жилетом модным — малый очень ловкий — 
 
Дал ей спирт понюхать в маленьком флаконе 
 
Он встречал коровку у N. N. в салоне. 
 
Где он появлялся, насурмивши бровки, 
 
И, быть может, рад был услужить коровке. 
 
Много было шуму: музыку хвалили, 
 
Музыку бранили, спорили, судили. — 
 
Бабочки ночные, в сереньких бурнусах, 
 
В белых пелеринках и в гранатных бусах, 
 
Просто побледнели от негодованья, 
 
Раскусивши новой песни содержанье. 
 
Но в тот день герой мой так уж был рассеян, 
 
Что и не заметил, кем он был осмеян.

❂❂❂❂

 

ПЕСНЬ 2

 

Эос поднимала алыми перстами 
 
Тёмные покровы ночи — и местами 
 
В небе загорались огненные пятна. 
 
Жизнь, полупроснувшись, слабо и невнятно 
 
Бормотала в роще, бормотала в поле. 
 
Поцелуй сливался с ропотом неволи 
 
Всюду, где лишь только брачные оковы 
 
Гименея были ржавы и не новы. 
 
Поцелуй был звонче, ропот был нежнее — 
 
Там, где эти цепи были поновее. 
 
Лишь один герой мой этой сладкой муки 
 
Не вкушал и, верно, умер бы со скуки… 
 
Рано он проснулся — но не до зевоты 
 
Было музыканту: нужно было ноты 
 
На листочках розы написать как можно 
 
Лучше, тоньше, чище. — Тихо, осторожно 
 
Перышком водил он… Сочинил виньетку, 
 
Где изобразил он миртовую ветку — 
 
Миртовую ветку, а над ней с крылами 
 
Огненное сердце, с надписью стихами: 
 
«Я неуловима; но не унывайте! 
 
Обожгитесь прежде, а потом поймайте!» 
 
Даровитый малый был артист мой — мило 
 
Сочинил он эти два стиха; в них было 
 
Столько такта, столько нежности игривой, 
 
Что в наш век холодный и самолюбивый 
 
Ни один кузнечик не найдёт в них смысла 
 
И, быть может, даже улыбнется кисло. 
 
Для кого ж на этих розовых листочках 
 
Мой герой всю душу в линиях и точках 
 
Выражает, сердцем страстно пламенея? — 
 
Для тебя, Сильфида, праздничная фея, 
 
Цветников роскошных милая жилица! 
 
Но откликнись, где ты? где твоя светлица? 
 
Спишь ли ты? Быть может, всякие обновки 
 
Бог-Морфей готовит для твоей головки. 
 
Для Морфея нет ведь никаких таможен. 
 
Для твоей головки всякий сон возможен — 
 
Глупая головка!

❂❂❂❂

 

Солнце поднимает 
 
Из-за сосен шар свой. Сильно припекает 
 
Жатву. Сладко пахнет в воздухе гречихой 
 
По ржаному полю утренничек тихий, 
 
Ветерок, гуляя, росу отрясает, 
 
Быть дождю иль вёдру — по росе гадает 
 
И шуршит соломой, словно беспокоясь, 
 
И ему колосья кланяются в пояс. 
 
А лопух, высоко поднимая шишку 
 
С веником, из листьев сделал точно крышку, 
 
Так расположил их, что под их навесом 
 
В жар всегда прохладно молодым повесам. 
 
В сей харчевне много всяких насекомых; 
 
Но на это время никого знакомых. 
 
Вот сидит кузнечик, но не наш кузнечик, 
 
А другой, — и курит, точно человечек. 
 
С нашим музыкантом он одной породы — 
 
И скрипач, быть может, но не любит моды: 
 
Лапками на шею повязал тряпицу, 
 
В зубы взял сигару, да и корчит птицу. 
 
Клопика заставить заплатить за водку, 
 
Напоить козявку, осмеять коровку, 
 
Муху одурачить, паука спровадить, 
 
И при всем при этом с целым миром ладить 
 
Был он мастерище. — Страстно обожал он 
 
Нашего артиста; редко покидал он 
 
Друга, даже пьяный; перед целым светом 
 
Защищал — и часто наделял советом, 
 
Ибо, хоть и редко брал он книги в руки, 
 
Знал он «Твёрдо», «Слово» и не верил в «Буки». 
 
Под лопух в харчевню рано он забился, 
 
Потому что утром не шутя бранился. 
 
Больно было другу — больно и досадно, 
 
Глядя на артиста, видеть, как нескладно 
 
Он проводит время, вечно задыхаясь 
 
От бесплодной страсти и ни в чем не каясь.

❂❂❂❂

 

Но пора вернуться к нашему герою! 
 
Тот, кто болен сердцем, болен головою, 
 
Так всегда бывает: тот не жди успеха, 
 
Чьё больное сердце голове помеха. 
 
Бабочка гуляла — и кузнечик тоже 
 
(Так и мы гуляли, бывши помоложе!); 
 
Наконец, гуляя, встретились — и, ножки 
 
Подогнув, кузнечик ей кивнул. — С дорожки 
 
Бабочка, виляя, села на цветочек. 
 
Он прыг-прыг — и рядом сел на бугорочек. 
 
«Ах! — она сказала. — Я не ожидала! 
 
Я вас за другого приняла сначала! 
 
Вашу эпиграмму нам вчера достали: 
 
Вы мою соседку мило оправдали. 
 
На неё за это все напали вдвое… 
 
(Насекомых племя — племя очень злое!) 
 
Впрочем, ваши мысли так всегда игривы, 
 
Так всегда глубоки, так красноречивы 
 
И так звуки сладки — точно земляника». 
 
Лестное сравненье — было очень дико; 
 
Но его артист мой даже не заметил — 
 
И уж я не знаю, что он ей ответил.

❂❂❂❂

 

«Ба! — его Сильфида громко теребила, — 
 
Вы мне написали ноты?! Ах, как это мило! 
 
Очень благодарна! очень благодарна!» 
 
И она при этом тонко и коварно 
 
Улыбнулась; глазки стали веселее, 
 
Или — кто поймёт их? — стали просто злее. 
 
Помолчав немного, бабочка вздохнула 
 
И сказала: «Поздно я вчера заснула… 
 
У моей кузины я была на бале… 
 
То-то б вы влюбились, если б увидали! 
 
Впрочем, извините! — я вас утомила 
 
Болтовней. Прощайте!» 
 
И она сложила 
 
Крылышки (так точно бабушкины внучки, 
 
Гостю приседая, складывают ручки), 
 
И по-над дорожкой, тихо ковыляя, 
 
Словно листик ветром сорванный, мелькая 
 
Белизною крыльев, понеслась Сильфида…

❂❂❂❂

 

Скоро мой кузнечик потерял из вида 
 
Полевую фею, подскакнул, вцепился 
 
В усики ржаного колоса — и злился, 
 
Что проклятый ветер колос нагибает, 
 
Нагибая колос, видеть вдаль мешает… 
 
В этом положеньи шмель его увидел 
 
И нескромным словом прыгуна обидел. 
 
Бедненький кузнечик тут же спохватился, 
 
Растопырил фалды и в траву свалился.

❂❂❂❂

 

ПЕСНЬ 3

 

На глазах с повязкой, стало быть, слепая, 
 
Едет где попало, день и ночь зевая, 
 
Глупая Фортуна. Ею прихоть правит. 
 
На одних наедет — колесом раздавит, 
 
На других наткнется — вдруг начнёт бросаться 
 
Золотом, чтоб только поскорей умчаться, 
 
Да забрызгать липкой грязью пешехода, 
 
Да загнать в объятья красоты урода, 
 
Или так, без пользы и не для примера, 
 
Сдернуть мимоездом маску с лицемера. 
 
Рыская по свету, этот идол света 
 
Не имеет сердца. — Прихотница эта 
 
Никого не любит; и когда бросает 
 
Деньги, звезды, ленты — денег не считает; 
 
Звёзд сама не носит, лент не покупает; 
 
И когда счастливо влюбит двух несчастных, 
 
Их лица не видя, из речей их страстных 
 
Верно заключает, что влюбиться значит: 
 
И себя дурачить и других дурачить. 
 
Так сама Фортуна, на глазах с повязкой, 
 
Счастье в этом мире почитает сказкой. 
 
Для такой богини целый мир — пустыня! 
 
И не то, чтоб эта странная богиня 
 
К нашему герою благосклонна стала: 
 
Только улыбнулась и в него попала 
 
Чем-то благовонным, проезжая мимо.

❂❂❂❂

 

Здесь, поставив точку, мне необходимо 
 
Вам сказать, что жертва тайного страданья, 
 
Мой герой, кузнечик, получил посланье, 
 
Спрыснутое амброй. Бабочка писала: 
 
«Приходите, жду вас!» — Счастия немало 
 
В себе заключало это выраженье — 
 
«Приходите: жду вас!» Это приглашенье 
 
Принял мой кузнечик с той надеждой тёмной, 
 
При которой искра кажется огромной 
 
Огненной звездою. Друг его, гуляка, 
 
Принимал все к сердцу — много врал. Однако, 
 
Если только слушать мы его захочем, 
 
Говорил такие речи между прочим: 
 
«Ты, брат, рассуждаешь глупо и постыдно! 
 
Буду правду резать: где же это видно, 
 
Чтоб сверчок…» — 
 
«Кузнечик», — перебил кузнечик. 
 
«Чтоб сверчок…» — 
 
«Кузнечик», — перебил кузнечик. 
 
«Ну хоть и кузнечик! — ну, положим даже, 
 
Ты сверчка немного чище и поглаже 
 
И немножко больше чувствуешь свободы — 
 
Все ж ты, братец, с нею не одной породы. 
 
Знаю я всех этих бабочек, бабошек! 
 
Жить они не могут без цветных ветошек; 
 
За женой бабошкой где ж тебе упрыгать? 
 
Где ж тебе повсюду вслед за нею шмыгать? 
 
В свете, где нередко всех умней — невежда, 
 
На талант — плохая, братец мой, надежда». —

❂❂❂❂

 

«Слава — вот надежда». — 
 
«Экой, брат, ты, право! 
 
Рассуди же здраво и пойми, что слава 
 
У людей бывает; а у насекомых 
 
Что такое слава? — болтовня знакомых. 
 
Мы не лавры носим — носим побрякушки, 
 
То есть наша слава просто — финтифлюшки, 
 
Как сказал когда-то автор водевильный 
 
Публике, пуская пузыречек мыльный».

❂❂❂❂

 

Тут гуляка, видно, утомившись спором, 
 
Оглядел артиста мутно-строгим взором; 
 
Выпил рюмку водки, пискнул, углубился 
 
В созерцанье почвы и — угомонился. 
 
Ну, и слава Богу! Не до возражений 
 
Было музыканту. Как упрямый гений, 
 
Он с хлыстом, наместо беспокойной скрипки, 
 
По меже зелёной поскакал под Липки. 
 
Липки — это было нечто вроде парка: 
 
В середине — прудик, а при въезде — арка 
 
Из ветвей — такая, что была, бесспорно, 
 
Чудом совершенства; так была просторна, 
 
Что, вообразите, насекомых двести 
 
В ряд могло бы въехать. Вы меня повесьте, 
 
Если вру! Строитель, я и не скрываю, 
 
Был — сама природа; только я не знаю, 
 
Кто ей за работу заплатил; а впрочем, 
 
Здесь мы о природе вовсе не хлопочем… 
 
Так, чтоб журналисты нас не заклевали, 
 
Признаюсь, что в доме бабочек едва ли 
 
Описать возможно лестницу под жёлтым 
 
Ковриком из моху, кое-где протертым; 
 
Пасмурные сени, где с утра лакеи 
 
Без сапог быть могут, но не без ливреи; 
 
Залу, где гнилушки, точно сталактиты, 
 
Облепив карнизы, зеленью повиты. 
 
Мой один знакомый, архитектор русский, 
 
Видел в этой зале черепок этрусский; 
 
И я живо помню, хвастал, не краснея, 
 
Как ему в той зале вдруг пришла идея 
 
Украшать со вкусом барские покои, 
 
Покрывая белой плесенью обои, 
 
Впрочем, дом Сильфиды, если только строго 
 
Придираться к стилю, смахивал немного 
 
На дупло.

❂❂❂❂

 

Кузнечик так был очарован, 
 
Или так был сердцем наэлектризован, 
 
Что дрожал и таял — молча ждал Сильфиды, 
 
Подходил к окошку и глядел на виды. 
 
А Сильфида с кем-то по саду порхала, 
 
С милыми гостями весело болтала. 
 
Гости эти были черви разных кличек 
 
И в траве лежали в виде заковычек. 
 
Чернокожий клопик, верно, сын швейцарский, 
 
Или внучек няни, крестничек боярский, 
 
Доложил Сильфиде, что какой-то длинный 
 
Господин изволит ждать её в гостиной.

❂❂❂❂

 

Приглашен герой мой; ему отвечали 
 
На поклон улыбкой и пробормотали: 
 
«Очень, очень рады!» Дамы оглядели 
 
Всю его фигуру и едва сумели 
 
Удержать свой хохот — только покосились 
 
На мужчин; но черви не пошевелились, 
 
Ибо ум их кто-то так ужасно сузил, 
 
Что для них довольно бантик или узел 
 
Галстуха заметить, чтоб на остальное 
 
Не глядеть и в гордом пребывать покое.

❂❂❂❂

 

Поприще артиста к разным столкновеньям 
 
Приучает душу; но к обыкновеньям 
 
Милых насекомых высшего разряда 
 
Не привык герой мой. Вдалеке от сада, 
 
Беден, худ и бледен, с головы до пяток 
 
На себе носил он поля отпечаток, 
 
Поля, где лишь тучи подают свой голос, 
 
Колосится жатва и серпа ждёт колос. 
 
Знаю, о кузнечик! как ты был отменно 
 
Бабочкою принят. Ты себя надменно 
 
Вёл, как будто целый век торчал ты в свете, 
 
С юных лет гуляя в собственной карете. 
 
Но, скажи, в тот вечер, что с тобою сталось, 
 
И каким безвестным чувством сердце сжалось, 
 
И какие думы охватили жарко 
 
Гениальный лоб твой, в час, когда из парка 
 
Ты обратно в поле мчался через кочки? 
 
Отвечать ли?. или — мы поставим точки.

❂❂❂❂

 

………………..

❂❂❂❂

 

(Будто бы цензура выклевала строчки.) 
 
Но, злодей-кузнечик, что же ты ни слова 
 
Не сказал гуляке в ночь, когда другого 
 
Не имел ты друга, с кем бы поделиться 
 
Снами, от которых часто плохо спится? 
 
Ненавистник света, бабочек крылатых, 
 
Гладеньких коровок и червей лохматых, 
 
Он — едва вошёл ты — вопросил сердито: 
 
«Что, брат, был ли ужин? накормили сыто, 
 
Или и понюхать не дали съестного? 
 
Что, брат, как делишки? Все ли там здорово 
 
И благополучно? Ты чему смеёшься? 
 
Эх-ма, ничего ты, братец, не дождешься». — 
 
«Спи», — сказал кузнечик. 
 
«Сплю», — сказал гуляка 
 
И, взодравши кверху ноги из-под фрака, 
 
Захрапел.

❂❂❂❂

 

ПЕСНЬ 4

 

Уходя, день ясный плакал за горою 
 
И, роняя слезы, жаркою зарёю 
 
Из-за тёмной рощи обхватил край нивы. 
 
Дню вослед глядела ночь — и переливы 
 
Света отражались и дрожа блуждали 
 
По её ланитам. Тихо начинали 
 
Выходить светила, месяца предтечи, 
 
Перед Божьим троном зажигая свечи. 
 
Далеко стемнело море жатвы зыбкой. 
 
Грустная берёза обнялася с липкой. 
 
Призатихла роща. Только дуб шушукал, 
 
Только где-то дятел крепким носом тукал, 
 
Только где-то струйки смутно лепетали, 
 
Только роковые страсти не дремали, 
 
Только насекомых мир неугомонный 
 
Голосил немолчно в тишине бессонной, 
 
Стрекотали мухи; комары трубили; 
 
На своих скрипицах весело пилили, 
 
Лихо зная ноты, стало быть, без свечек, 
 
Те, которых хором управлял кузнечик.

❂❂❂❂

 

Впереди оркестра на своей скрипице 
 
Громче всех пилил он в честь своей царицы. 
 
Выходила замуж бабочки кузина, 
 
И жених был славный с хоботком детина; 
 
По уму, конечно, не был из проворных, 
 
Но происходил он от червей отборных. 
 
По словам невесты, он лишь был несносен 
 
Тем, что без разбора запах старых сосен 
 
Сравнивал с весенним запахом фиалок, 
 
Уважал шиповник и боялся галок. 
 
Но какое дело нам до этих вздоров.

❂❂❂❂

 

Бал великолепный! Звуки льются с хоров; 
 
Шпанских мух десятки в золотых ливреях 
 
Курят ароматы в сумрачных аллеях. 
 
Светляки, подобно шкаликам и плошкам, 
 
Вспыхивая, блещут вдоль по всем дорожкам. 
 
Копошатся гости. В месячном сиянье 
 
Бабочки порхают в бальном одеянье. 
 
Стрекоза, сцепившись с стрекозой, несётся. 
 
Пёстрый вихорь вальса шелестит и вьётся.

❂❂❂❂

 

Жужелицы ходят около буфета; 
 
Ползают козявки… И большого света 
 
Жесткие особы — божии коровки 
 
Собрались друг другу показать обновки. 
 
Молча, подбираясь к двум зелёным мухам, 
 
Два жучка каких-то выступают брюхом 
 
На коротких ножках. Муравей, с шнуровкой 
 
Под жилетом модным, с желтенькой коровкой 
 
Важно и небрежно, приседая, пляшет. 
 
Резвая Сильфида крылышками машет, 
 
Глазки, носик, ножки, платьица узоры — 
 
Все в ней поневоле привлекает взоры. 
 
Мой артист кузнечик и душой пылает, 
 
И очей не сводит, и как черт играет. 
 
По её же просьбе, сердцем неизменный, 
 
Сочинил он этот танец вдохновенный, 
 
Танец, под который скачут и поныне 
 
Стаи насекомых на любой куртине 
 
Вашего же сада, если, о читатель! 
 
Сад иль хоть садишко дал тебе Создатель.

❂❂❂❂

 

Но и насекомых бал не обошелся 
 
Без скандала: в парке, говорят, нашелся 
 
Злой паук, который, с веточки на ветку 
 
Протянувши нити, невидимку-сетку 
 
Сделал так канальски ловко и искусно, 
 
Что тайком, быть может, и покушал вкусно. 
 
Говорят — вдобавок шлепнулась коровка, 
 
И у ней от страха лопнула шнуровка. 
 
Сам артист заметил, как его Сильфиду 
 
Паучок какой-то, пренаивный с виду, 
 
За крыло задевши чем-то вроде петли, 
 
Притянуть старался, и глядел уж — нет ли 
 
Где такого места в этом чудном саде, 
 
Чтоб минут хоть десять провести в прохладе, 
 
В тишине, в уюте, дальше от волненья… 
 
Но артист ревнивый понял ухищренье, 
 
Подскочил и порвал роковые нити. 
 
Паучок надулся; а комар: «Смотрите, — 
 
Пропищал артисту, — как вы замарались, 
 
Точно в неприличном месте обретались!» 
 
Покраснел кузнечик: видит — паутина 
 
К рукаву прилипла. 
 
«Экая скотина!» — 
 
Проворчал и вытер. Бабочка ни слова 
 
Не сказала, только выбрала другого

❂❂❂❂

 

В танцах кавалера: кавалер крылатый 
 
Был её соседки братец глуповатый. 
 
«Правда ли, — спросил он, — слух идёт из нивы, 
 
Будто бы в маэстро страстно влюблены вы? 
 
Будто бы кузнечик говорил, что хочет 
 
Он на вас жениться — и о том хлопочет?» — 
 
«Что вы говорите? — молвила Сильфида, — 
 
Мой жених — кузнечик! Какова обида! 
 
Кто такие в свете распускает слухи? 
 
Или эту глупость выдумали мухи!» — 
 
«Нет, совсем не мухи-с! Кто-то из оркестра 
 
Говорил, что будто слышал от маэстро».

❂❂❂❂

 

Фея над собою сделала усилье, 
 
Чтоб не рассердиться, — и, встряхнувши крылья, 
 
Бросила холодный взгляд на музыканта, 
 
А когда кричали в честь его таланта: 
 
«Браво! фора! фора!» — делала гримаски 
 
Или улыбалась, опуская глазки.

❂❂❂❂

 

Бал под тёмным небом длился до рассвета. 
 
Бабочка устала. — Вдруг за рощей где-то 
 
Соловей защелкал. 
 
Ей тогда сказали 
 
(Можно ли без лести обойтись на бале!), 
 
Ей сказали: «Фея! прекратите танец, 
 
Слышите ли пенье? — это иностранец, 
 
Соловей пролетный, вздумал серенаду 
 
Вам давать».

❂❂❂❂

 

И точно, по всему-то саду 
 
Рассыпались звуки, страстно замирая 
 
В бесконечных трелях. Бабочка, внимая 
 
Соловью, мечтала. 
 
В это время сзади 
 
Подошел кузнечик. 
 
«Фея! Бога ради!.. 
 
Что вы так печальны?.» — 
 
«Ах! — она сказала, — 
 
Вы мне помешали… Я воображала, 
 
Что таланты наших не всегда приличных 
 
Скакунов достойны тех певцов столичных, 
 
Имена которых славны за границей. 
 
Боги! отчего я рождена не птицей! 
 
Будь я птицей… Впрочем, если захочу я 
 
Соловья послушать, завтра ж полечу я…» —

❂❂❂❂

 

«О!» — сказал кузнечик… 
 
«Жалкий музыкантик! — 
 
Прошептала Фея, пощипавши бантик 
 
На своём корсаже, — разве я не знаю…» — 
 
«О, — сказал кузнечик, — я не понимаю, 
 
Что вы говорите. Соловьи опасны, 
 
И к тому ж, положим, песни их прекрасны — 
 
Все же не в народном духе». 
 
Засмеялась 
 
Бальная царица — и, как тень, умчалась.

❂❂❂❂

 

Бедненький кузнечик тут же нос повесил 
 
И один остался, бледен и невесел. 
 
Вот упала слезка на листочек влажный, 
 
С ветерком промчался чей-то вздох протяжный, 
 
Словно колокольчик звякнул в отдаленье… 
 
Ничего герой мой не слыхал: презренье 
 
Было слишком явно… И глядел он мутно 
 
В тёмный лес, откуда, сладко раздражая 
 
Благовонный воздух и не умолкая, 
 
Соловьиных песен раздавались трели, 
 
И шептал он: «Боги, боги! неужели? 
 
Что ж это такое? Отчего же это?. 
 
Или для поэта миновало лето? — 
 
Пойте, пойте, птицы!» Но сердца больные 
 
Врачевать не могут песни не родные.

❂❂❂❂

 

ПЕСНЬ 5

 

Плачь, родная Муза! Затяни ты песню: 
 
Не о том, как «ходит молодец на Пресню», 
 
Не о том, как «пряха пряла — не ленилась», 
 
Не о том, как «Волга-матушка катилась», — 
 
Спой нам песню так, чтоб туча разразилась 
 
Над широкой нивой, чтоб дождем шумящим 
 
Пробежала сила по листам дрожащим, 
 
Чтоб червей, враждебных зелени и лету 
 
Ненавистных, падких к завязи и цвету, 
 
Смыло, разнесло бы по крутым оврагам! 
 
Туча дождевая, будь ты нашим благом! 
 
Поднимая ветер, оборви ты сети 
 
Паука с крестами, что гордится в свете 
 
Тем, что иссушил он множество народу, 
 
Из души и сердца высосав свободу! 
 
Бабочкам грозою опали ты крылья, 
 
Чтоб хоть их за это снова полюбил я! —

❂❂❂❂

 

Так стонал кузнечик под наитьем бурной 
 
И мятежной думы. А над ним лазурный 
 
Василек качался, наливался колос, 
 
И, жужжа, знакомый проносился голос: 
 
«Слышишь ли ты грома дальние раскаты? 
 
Погляди на тучки, что без крыл крылаты, 
 
Мрачны без печали, без улыбки ясны, 
 
Как гроза, могучи, как туман, бесстрастны!» 
 
Проносился голос, но в душе артиста 
 
Раздавалось что-то вроде злого свиста. 
 
Оскорбленный светом, огорченный балом, 
 
Не на шутку мрачным стал он либералом.

❂❂❂❂

 

В этом месте надо, в виде объясненья, 
 
Маленькое к Липкам сделать отступленье. 
 
Бабочка, герою изменив, сначала 
 
За его нескромность уколоть желала; 
 
А потом — головка, видно, закружилась — 
 
И она не в шутку в соловья влюбилась. 
 
Иностранец этот в мире насекомых, 
 
Говорят, был дерзок и клевал знакомых. 
 
Отомстить любовью этой чудной птице, 
 
Приковать к победной своей колеснице, 
 
Песни и посланья сочинять заставить 
 
И, быть может, в свете тем себя прославить: 
 
Вот что замышляла ветреная фея. 
 
К нашему ж герою, просто, не краснея 
 
И не церемонясь, клопика послала 
 
И «блоходарю вас» ему написала. 
 
Эта «блоходарность», вместо «благодарность», 
 
Пуще огорчила моего героя. 
 
А гуляка страшно хохотал и, строя 
 
Разные гримасы, говорил, что блохи 
 
Более полезны, чем пустые вздохи.

❂❂❂❂

 

Может быть, артист наш, раз отдавшись снова 
 
Музам, позабыл бы, как любовь сурово 
 
Обошлась с ним, то есть: позабыл бы эту 
 
Ветреную фею; к будущему лету 
 
Сочинил бы кучу гимнов и сонетов, 
 
Был бы снова счастлив счастием поэтов, 
 
Сел бы на соломку, чтоб во славу ночи 
 
На своей скрипице пилить что есть мочи; 
 
Но, к его несчастью, вдруг распространилась 
 
Весть, что будто что-то с бабочкой случилось: 
 
Говорили, будто бабочка бежала, 
 
Бабочка погибла, бабочка пропала. 
 
Прямо шли из парка эти злые слухи, 
 
Стало быть, не врали комары и мухи

❂❂❂❂