Живописец в полону

Какой-то живописец славный,  
Всё кистью выражать исправный,  
Поездить вздумал по морям.  
По нужде иль по воле?  
Того не знаю сам.  
И в море так же есть разбойники, как в поле.  
Алжирцы были то, лишь грабить знатоки,  
В художествах невежи, дураки.  
На нашего они искусника напали,  
Ему сковали  
Животворящи кулаки  
И привели его в железах к дею.  
О деях сих имеет кто идею,  
Тот знает, каковы все эти усачи.  
Они правители угрюмы, как туманы,  
Притом же бусурманы  
И християн бичи.  
Сердитым голосом, нахмуря брови черны,  
Сказал художнику наш дей:  
«Теперь с тобой у нас дела уже не спорны:  
Ты раб — и часть твоя в руке моей.  
Но если возвратить желаешь ты свободу,  
Ты должен, мне в угоду,  
Украсить кистию твоей  
В моих чертогах стены;  
Чтоб там все разные отмены  
Одежд, обычаев и лиц  
Народов всяких видеть было можно.  
Когда исполнишь то, свободен ты неложно».  
Приняв приказ, искусник наш пал ниц.  
Палитру вынул, кисти, краски,  
И ну чертить носки, рты, ушки, глазки,  
Одежду всем давать, как водится у них.  
«Великий государь! уж всё теперь готово,  
Исполнил силу я приказов всех твоих:  
Теперь сдержи свое ты слово».  
Дей смотрит: «Так, вот турок, вот и грек.  
Сей гордый, важный человек  
Точнехонько испанец;  
А этот, что исподтишка  
С ножом выходит из леска,  
Италианец.  
И вот продажная душа голландец.  
Вот англичанин. Вот и храбр и пьян  
Немецкий капитан.  
А это кто таков? не знаю.  
И наг, и босиком,  
С некроенным в руках сукном?»  
— «Француз, я в этом уверяю».  
— «Почто ж его ты не одел?»  
— «Солгать пред вашим я могуществом не смел  
Не как все прочие народы,  
Французы всякий день переменяют моды;  
Какая же теперь, я этого не знал,  
И для того его я голым написал».  

❂❂❂❂

1786  

❂❂❂❂