Мама! Хоть ты мне откликнись и выслушай: больно 
Жить в этом мире! Зачем ты меня родила? 
Мама! Быть может, всё сам погубил я навеки, — 
Да, но за что же вся жизнь — как вино, как огонь, как стрела? 
Стыдно мне, стыдно с тобой говорить о любви, 
Стыдно сказать, что я плачу о женщине, мама! 
Больно тревожить твою безутешную старость 
Мукой души ослепленной, мятежной и лживой! 
Страшно признаться, что нет никакого мне дела 
Ни до жизни, которой ты меня учила, 
Ни до молитв, ни до книг, ни до песен. 
Мама, я всё забыл! Всё куда-то исчезло, 
Всё растерялось, пока, палимый вином, 
Бродил я по улицам, пел, кричал и шатался. 
Хочешь одна узнать обо мне всю правду? 
Хочешь — признаюсь? Мне нужно совсем не много: 
Только бы снова изведать ее поцелуи 
(Тонкие губы с полосками рыжих румян!), 
Только бы снова воскликнуть: «Царевна! Царевна!» — 
И услышать в ответ: «Навсегда». 
Добрая мама! Надень-ка ты старый салопчик, 
Да помолись Ченстоховской 
О бедном сыне своем 
И о женщине с черным бантом! 
осень 1910

❂❂❂❂