Новый дом у Иордана, 
В нем кузнец — и неустанно 
Он мехами дышет. 
Быстро в пламя дует он; 
Пах-пах, пах-пах! — дует он, — 
Пламя вечно пышет. 
И железо, раскалясь, 
Точно кровью наливаясь, 
С присвистом пылает. 
По железу молот бьет: 
Бум-бум, бум-бум! — молот бьет, 
Тянет и пластает. 
Бей, кузнец! Пусть искры блещут, 
Из-под молота пусть плещут 
Струи огневые! 
Пусть взлетает искра ввысь, — 
Фук-фук, фук-фук! — искра ввысь, — 
Вслед за ней другие. 
Что куешь, кузнец суровый? 
— Превращаю я в подковы 
Полосы тугие. 
Да, в подковы, для него, — 
Радость! радость! — для него, 
Для коня Мессии. 
II 
Дом ткача у Иордана. 
Ткач основу непрестанно 
Прочную мотает. 
Веретенцем он стучит, — 
Тук-тук, тук-тук! — он стучит, 
Пряжа прибывает. 
Нити вьются из навоя, 
Сочетаясь вдвое, втрое, 
Все ровней, все глаже. 
Ткач проворно бьет по ним, 
Чик-чик, чик-чик! — бьет по ним, 
По бегущей пряже. 
А челнок его, играя, 
Быстрой молнией сверкая, 
Ходит, ходит, ходит. 
Взад-вперед и взад-вперед, — 
Паф-паф, паф-паф, — взад-вперед, — 
Мастер глаз не сводит. 
Ткач проворный, быстроокий, 
Что готовишь? — Плащ широкий, 
Ризы дорогие. 
Облечется в них он сам, — 
Радость! радость! — сам он, сам, 
Царь царей — Мессия. 
III 
Между смокв у Иордана 
Вышивальщик утром рано 
Вышивает в пяльцах. 
По холсту снует игла, — 
Шей, шей, шей! — снует игла 
В изощренных пальцах. 
Возле ткани он суконной 
Нашивает шнур виссонный, 
Пурпур горделивый. 
Подобрать умеет он, — 
Так, так, так! — умеет он 
Все в узор красивый. 
Там гирлянды запестрили, 
Там букеты белых лилий, 
Пестрые бобы там… 
Все цветы бросает он, — 
Чик-чик-чик! — бросает он 
На холсте расшитом. 
Чем ты занят, быстровзорный? 
— Я сшиваю в стяг узорный 
Ткани дорогие. 
А под стягом станет он, — 
Радость! радость! — станет он, 
Царь царей — Мессия. 
IV 
В вышнем небе херувимы, 
Молчаливы и незримы, 
Труд святой подъяли. 
Перед Господом они — 
Радость! радость! — все они 
Всемером предстали. 
Все, что свято и блаженно, 
Непостижно, совершенно, 
Чисто и прекрасно — 
Ими взято нынче все, 
Радость! радость! — взято все, — 
Что светло и ясно. 
Сожаленье, состраданье, 
Все безмолвное терзанье 
Херувимы взяли. 
Все, в чем милость и любовь, — 
Радость! радость! — всю любовь 
Вместе сочетали. 
В чем же труд ваш, херувимы? 
— Все запасы припасли мы 
И творим, благие, 
Душу, душу для него, — 
Радость! радость! — для него, 
Для царя-Мессии! 
Но беда нам, но беда нам! 
Все давно над Иорданом 
От трудов почили. 
Запоздали только мы, — 
Горе! горе! — только мы 
Труд не довершили. 
Видно, мало мы собрали 
Для святой души печали, 
Горнего эфира… 
Видно, взяли мало мы — 
Горе! горе! — мало мы 
Взяли их из мира! 
Из того, что в нем блаженно, 
Непостижно, совершенно, 
Чисто и прекрасно, — 
Видно, взяли мы не все — 
Горе! Горе нам! — не все, 
Что светло и ясно!.. 
И подняли херувимы 
Стоны скорби, плач незримый, 
Вопли неземные, — 
И доныне в мире нет — 
Горе! горе! — в мире нет, 
Нет души Мессии.[1]

❂❂❂❂

[1]Автор Давид Фришман, 
литературный перевод Владислава Ходасевича