Как на бульваре тихо, ясно, сонно!  
Подхвачен ветром, побежал песок  
И на траву плеснул сыпучим гребнем…  
Теперь мне любо приходить сюда  
И долго так сидеть, полузабывшись.  
Мне нравится, почти не глядя, слушать  
То смех, то плач детей, то по дорожке  
За обручем их бег отчетливый. Прекрасно!  
Вот шум, такой же вечный и правдивый.  
Как шум дождя, прибоя или ветра.  

❂❂❂❂

Никто меня не знает. Здесь я просто  
Прохожий, обыватель, «господин»  
В коричневом пальто и круглой шляпе,  
Ничем не замечательный. Вот рядом  
Присела барышня с раскрытой книгой. Мальчик  
С ведерком и совочком примостился  
У самых ног моих. Насупив брови,  
Он возится в песке, и я таким огромным  
Себе кажусь от этого соседства,  
Что вспоминаю,  
Как сам я сиживал у львиного столпа  
В Венеции. Над этой жизнью малой,  
Над головой в картузике зеленом,  
Я возвышаюсь, как тяжелый камень,  
Многовековый, переживший много  
Людей и царств, предательств и геройств.  
А мальчик деловито наполняет  
Ведерышко песком и, опрокинув, сыплет  
Мне на ноги, на башмаки… Прекрасно!  

❂❂❂❂

И с легким сердцем я припоминаю,  
Как жарок был венецианский полдень,  
Как надо мною реял недвижимо  
Крылатый лев с раскрытой книгой в лапах,  
А надо львом, круглясь и розовея,  
Бежало облачко. А выше, выше —  
Темно-густая синь, и в ней катились  
Незримые, но пламенные звезды,  
Сейчас они пылают над бульваром,  
Над мальчиком и надо мной. Безумно  
Лучи их борются с лучами солнца…  

❂❂❂❂

Ветер  
Всё шелестит песчаными волнами,  
Листает книгу барышни. И всё, что слышу,  
Преображенное каким-то чудом,  
Так полновесно западает в сердце,  
Что уж ни слов, ни мыслей мне не надо,  
И я смотрю как бы обратным взором  
В себя.  
И так пленительна души живая влага,  
Что, как Нарцисс, я с берега земного  
Срываюсь и лечу туда, где я один,  
В моем родном, первоначальном мире,  
Лицом к лицу с собой, потерянным когда-то —  
И обретенным вновь… И еле внятно  
Мне слышен голос барышни: «Простите,  
Который час?»  

❂❂❂❂

19 апреля — 1 мая 1918  

❂❂❂❂