Кривою саблей месяц выгнут  
над осокорью, и мороз  
древлянской росомахой прыгнет,  
чтоб, волочась, вопить под полозом.  

❂❂❂❂

Святая ночь!  
Гудит от жара,  
как бубен сердце печенега  
(засахаренная Сахара,  
толченое стекло: снега).  
Я липовой ногой к сугробам, —  
на хутор, в валенках, орда:  
потешиться над низколобым,  
над всласть наеденною мордою.  

❂❂❂❂

(… Вставало крепостное право,  
покачиваясь, из берлоги,  
и, улюлюкая, корявый  
кожух гнался за ним, без ног…)  

❂❂❂❂

— Э, барин!  
Розги на конюшне?  
С серьгою ухо оторвать?  
Чтоб непослушная послушней  
скотины стала?! —  
Черт над прорвою  
напакостил и плюнул! Ладно:  
свистит винтовочное дуло,  
над степью битой, неоглядной  
поземка завилась юлой…  
Забор и — смрадная утроба  
клопом натертого дупла.  
— Ну, где сосун? Где низколобый?  
А под перинами пощупали?.  
Святая ночь! (Не трожь, товарищ,  
один, а стукнем пулей разом:..)  
Над осокорью, у пожарища,  
луна саблюкой: напоказ.  
Не хвастайся!  
К утру застынет,  
ослепнув, мясо, и мороз  
когтями загребет густыми  
года, вопящие под полозом…  

❂❂❂❂

1920  

❂❂❂❂