Чека

1

❂❂❂❂

Оранжевый на солнце дым 
и перестук автомобильный. 
Мы дерево опередим: 
отпрыгни, граб, в проулок пыльный. 
Колючей проволоки низ 
лоскут схватил на повороте. 
— Ну, что, товарищ? 
— Не ленись, 
спроси о караульной роте. 
Проглатывает кабинет, 
и — пес, потягиваясь, трется 
у кресла кожаного. 
Нет: 
живой и на портрете Троцкий! 
Контрреволюция не спит: 
все заговор за заговором. 
Пощупать надо бы РОПИТ. 
А завтра… 
Да, в часу котором? 
По делу 1106 
(в дверях матрос и брюки клешем) 
перо в чернила — справку: 
— Есть. — 
И снова отдан разум ношам. 
И бремя первое — тоска, 
сверчок, поющий дни и ночи: 
ни погубить, ни приласкать, 
а жизнь — все глуше, все короче. 
До боли гол и ярок путь — 
вторая мертвая обуза. 
Ты небо свежее забудь, 
душа, подернутая блузой! 
Учись спокойствию, душа, 
и будь бесстрастна — бремя третье. 
Расплющивая и круша, 
вращает жернов лихолетье. 
Истыкан пулею шпион, 
и спекулянт — в истоме жуткой. 
А кабинет, как пансион, 
где фрейлина да институтки. 
И цедят золото часы, 
песка накапливая конус, 
чтоб жало тонкое косы 
лизало красные законы; 
чтоб сыпкий и сухой песок 
швырнуть на ветер смелой жменей, 
чтоб на фортуны колесо 
рабочий наметнулся ремень!

❂❂❂❂

2

❂❂❂❂

Не загар, а малиновый пепел, 
и напудрены густо ключицы. 
Не могло это, Герман, случиться, 
что вошел ты, взглянул и — как не был! 
Революции бьют барабаны, 
и чеканит Чека гильотину. 
.. 
Но старуха в наколке трясется 
и на мертвом проспекте бормочет. 
Не от вас ли чего она хочет, 
Александр, Елисеев, Высоцкий? 
И суровое Гоголя бремя, 
обомшелая сфинксова лапа 
не пугаются медного храпа 
жеребца над гадюкой, о Герман! 
Как забыть о громоздком уроне? 
Как не помнить гвоздей пулемета? 
А Россия? 
— Все та же дремота 
В Петербурге и на Ланжероне: 
и все той же малиновой пудрой 
посыпаются в полдень ключицы; 
и стучится, стучится, стучится 
та же кровь, так же пьяно и мудро…

❂❂❂❂