Совесть

Жизнь моя, как летопись, загублена,  
киноварь не вьется по письму.  
Я и сам не знаю, почему  
мне рука вторая не отрублена…  
Разве мало мною крови пролито,  
мало перетуплено ножей?  
А в яру, а за курганом, в поле,  
до самой ночи поджидать гостей!  
Эти шеи, узкие и толстые, —  
как ужаки, потные, как вол,  
непреклонные, — рукой апостола  
Савла — за стволом ловил я ствол,  
Хвать — за горло, а другой — за ножичек  
(легонький, да кривенький ты мой),  
И бордовой застит очи тьмой,  
И тошнит в грудях, томит немножечко.  
А потом, трясясь от рясных судорог,  
кожу колупать из-под ногтей,  
И — опять в ярок, и ждать гостей  
на дороге, в город из-за хутора.  
Если всполошит что и запомнится, —  
задыхающийся соловей:  
от пронзительного белкой-скромницей  
детство в гущу юркнуло ветвей.  
И пришла чернявая, безусая  
(рукоять и губы набекрень)  
Муза с совестью (иль совесть с музою?)  
успокаивать мою мигрень.  
Шевелит отрубленною кистью, —  
червяками робкими пятью, —  
тянется к горячему питью,  
и, как Ева, прячется за листьями.  

❂❂❂❂

1919  

❂❂❂❂