Изгнанье

Я занят странными мечтами 
в часы рассветной полутьмы: 
что, если б Пушкин был меж нами — 
простой изгнанник, как и мы? 
 
Так, удалясь в края чужие, 
он вправду был бы обречен 
«вздыхать о сумрачной России», 
как пожелал однажды он. 
 
Быть может, нежностью и гневом — 
как бы широким шумом крыл,- 
еще неслыханным напевом 
он мир бы ныне огласил. 
 
А может быть и то: в изгнанье 
свершая страннический путь, 
на жарком сердце плащ молчанья 
он предпочел бы запахнуть,- 
 
боясь унизить даже песней, 
высокой песнею своей, 
тоску, которой нет чудесней, 
тоску невозвратимых дней… 
 
Но знал бы он: в усадьбе дальней 
одна душа ему верна, 
одна лампада тлеет в спальне, 
старуха вяжет у окна. 
 
Голубка дряхлая дождется! 
Ворота настежь… Шум живой… 
Вбежит он, глянет, к ней прижмется 
и все расскажет — ей одной… 
 
* См. Пушкин. 
 
1925