Вот так я сделался собакой

Ну, это совершенно невыносимо! 
Весь как есть искусан злобой. 
Злюсь не так, как могли бы вы: 
как собака лицо луны гололобой — 
взял бы 
и все обвыл. 
 
Нервы, должно быть… 
Выйду, 
погуляю. 
И на улице не успокоился ни на ком я. 
Какая-то прокричала про добрый вечер. 
Надо ответить: 
она — знакомая. 
Хочу. 
Чувствую — 
не могу по-человечьи. 
 
Что это за безобразие? 
Сплю я, что ли? 
Ощупал себя: 
такой же, как был, 
лицо такое же, к какому привык. 
Тронул губу, 
а у меня из-под губы — 
клык. 
 
Скорее закрыл лицо, как будто сморкаюсь. 
Бросился к дому, шаги удвоив. 
Бережно огибаю полицейский пост, 
вдруг оглушительное: 
«Городовой! 
Хвост!» 
 
Провел рукой и — остолбенел! 
Этого-то, 
всяких клыков почище, 
я не заметил в бешеном скаче: 
у меня из-под пиджака 
развеерился хвостище 
и вьется сзади, 
большой, собачий. 
 
Что теперь? 
Один заорал, толпу растя. 
Второму прибавился третий, четвертый. 
Смяли старушонку. 
Она, крестясь, что-то кричала про черта. 
 
И когда, ощетинив в лицо усища-веники, 
толпа навалилась, 
огромная, 
злая, 
я стал на четвереньки 
и залаял: 
Гав! гав! гав! 
 
1915