Между писателем 
и читателем 
стоят посредники, 
и вкус 
у посредника 
самый средненький. 
Этаких 
средненьких 
из посреднической рати 
тыща 
и в критиках 
и в редакторате. 
Куда бы 
мысль твоя 
ни скакала, 
этот 
все 
озирает сонно: 
— Я 
человек 
другого закала. 
Помню, как сейчас, 
в стихах

❂❂❂❂

у Надсо? на

❂❂❂❂

*

❂❂❂❂

❂❂❂❂

Рабочий 
не любит 
строчек коротеньких. 
А еще 
посредников

❂❂❂❂

? кроет Асеев

❂❂❂❂

*

❂❂❂❂

.

❂❂❂❂

А знаки препинания? 
Точка — 
как родинка. 
Вы 
стих украшаете, 
точки рассеяв. 
Товарищ Маяковский, 
писали б ямбом, 
двугривенный 
на строчку 
прибавил вам бы. — 
Расскажет 
несколько 
средневековых легенд, 
объяснение 
часа на четыре затянет, 
и ко всему 
присказывает 
унылый интеллигент: 
— Вас 
не понимают 
рабочие и крестьяне. — 
Сникает 
автор 
от сознания вины. 
А этот самый 
критик влиятельный 
крестьянина 
видел 
только до войны, 
при покупке 
на даче 
ножки телятины. 
А рабочих 
и того менее — 
случайно 
двух 
во время наводнения. 
Глядели 
с моста 
на места и картины, 
на разлив, 
на плывущие льдины. 
Критик 
обошел умиленно 
двух представителей 
из десяти миллионов. 
Ничего особенного — 
руки и груди… 
Люди — как люди! 
А вечером 
за чаем 
сидел и хвастал: 
— Я вот 
знаю 
рабочий класс-то. 
Я 
душу 
прочел 
за их молчанием — 
ни упадка, 
ни отчаяния. 
Кто может 
читаться 
в этаком классе? 
Только Гоголь, 
только классик. 
А крестьянство? 
Тоже. 
Никак не иначе. 
Как сейчас, помню — 
весною, на даче… — 
Этакие разговорчики 
у литераторов 
у нас 
часто 
заменяют 
знание масс. 
И идут 
дореволюционного образца 
творения слова, 
кисти 
и резца. 
И в массу 
плывет 
интеллигентский дар — 
грезы, 
розы 
и звон гитар. 
Прошу 
писателей, 
с перепугу бледных, 
бросить 
высюсюкивать 
стихи для бедных. 
Понимает 
ведущий класс 
и искусство 
не хуже вас. 
Культуру 
высокую 
в массы двигай! 
Такую, 
как и прочим. 
Нужна 
и понятна 
хорошая книга — 
и вам, 
и мне, 
и крестьянам, 
и рабочим. 
1927 г.

❂❂❂❂