Штыками 
двух столетий стык 
закрепляет 
рабочая рать. 
А некоторые 
употребляют штык, 
чтоб им 
в зубах ковырять. 
Все хорошо: 
поэт поет, 
критик 
занимается критикой. 
У стихотворца — 
корытце свое, 
у критика — 
свое корытико. 
Но есть 
не имеющие ничего, 
окромя 
красивого почерка. 
А лезут 
в книгу, 
хваля 
и громя 
из пушки 
критического очерка. 
А чтоб 
имелось 
научное лицо 
у этого 
вздора злопыха? нного — 
всегда 
на столе 
покрытый пыльцой 
неразрезанный том 
Плеханова. 
Зазубрит фразу 
(ишь, ребятье!) 
и ходит за ней, 
как за няней. 
Бытье — 
а у этого — еда и питье 
определяет сознание. 
Перелистывая 
авторов 
на букву «эл», 
фамилию 
Лермонтова 
встретя, 
критик выясняет, 
что? он ел 
на первое 
и что? — на третье. 
— Шампанское пил? 
Выпивал, допустим. 
Налет буржуазный густ. 
А его 
любовь 
к маринованной капусте 
доказывает 
помещичий вкус. 
В Лермонтове, например, 
чтоб далеко не идти, 
смысла 
не больше, 
чем огурцов в акации. 
Целые 
хоры 
небесных светил, 
и ни слова 
об электрификации. 
Но, 
очищая ядро 
от фразерских корок, 
бобы — 
от шелухи лиризма, 
признаю, 
что Лермонтов 
близок и дорог 
как первый 
обличитель либерализма. 
Массам ясно, 
как ни хитри, 
что, милюковски юля, 
светила 
у Лермонтова 
ходят без ветрил, 
а некоторые —

❂❂❂❂

? и без руля

❂❂❂❂

*

❂❂❂❂

.

❂❂❂❂

Но так ли 
разрабатывать 
важнейшую из тем? 
Индивидуализмом пичкать? 
Демоны в ад, 
а духи — 
в эдем? 
А где, я вас спрашиваю, смычка? 
Довольно 
этих 
божественных легенд! 
Любою строчкой вырванной 
Лермонтов 
доказывает, 
что он — 
интеллигент, 
к тому же 
деклассированный! 
То ли дело 
наш Степа 
— забыл, 
к сожалению, 
фамилию и отчество, — 
у него 
в стихах 
Коминтерна топот… 
Вот это — 
настоящее творчество! 
Степа — 
кирпич 
какого-то здания, 
не ему 
разговаривать вкось и вкривь. 
Степа 
творит, 
не затемняя сознания, 
без волокиты аллитераций 
и рифм. 
У Степы 
незнание 
точек и запятых 
заменяет 
инстинктивный 
массовый разум, 
потому что 
батрачка — 
мамаша их, 
а папаша — 
рабочий и крестьянин сразу. — 
В результате 
вещь 
ясней помидора 
обволакивается 
туманом сизым, 
и эти 
горы 
нехитрого вздора 
некоторые 
называют марксизмом. 
Не говорят 
о веревке 
в журнале повешенного 
не изменить 
шаблона прилежного. 
Лежнев зарадуется — 
«он про Вешнева». 
Вешнев 
— «он про Лежнева».

❂❂❂❂

19/IV-26 г.

❂❂❂❂