Мир 
опять 
цветами оброс, 
у мира 
весенний вид. 
И вновь 
встает 
нерешенный вопрос — 
о женщинах 
и о любви. 
Мы любим парад, 
нарядную песню. 
Говорим красиво, 
выходя на митинг. 
Но часто 
под этим, 
покрытый плесенью, 
старенький-старенький бытик. 
Поет на собранье: 
«Вперед, товарищи…» 
А дома, 
забыв об арии сольной, 
орет на жену, 
что щи не в наваре 
и что 
огурцы 
плоховато просолены. 
Живет с другой — 
киоск в ширину, 
бельем — 
шантанная дива. 
Но тонким чулком 
попрекает жену: 
— Компрометируешь 
пред коллективом.- 
То лезут к любой, 
была бы с ногами. 
Пять баб 
переменит 
в течение суток. 
У нас, мол, 
свобода, 
а не моногамия. 
Долой мещанство 
и предрассудок! 
С цветка на цветок 
молодым стрекозлом 
порхает, 
летает 
и мечется. 
Одноему 
в мире 
кажется злом — 
это 
алиментщица. 
Он рад умереть, 
экономя треть, 
три года 
судиться рад: 
и я, мол, не я, 
и она не моя, 
и я вообще 
кастрат. 
А любят, 
так будь 
монашенкой верной — 
тиранит 
ревностью 
всякий пустяк 
и мерит 
любовь 
на калибр револьверный, 
неверной 
в затылок 
пулю пустя. 
Четвертый — 
герой десятка сражений, 
а так, 
что любо-дорого, 
бежит 
в перепуге 
от туфли жениной, 
простой туфли Мосторга. 
А другой 
стрелу любви 
иначе метит, 
путает 
— ребенок этакий — 
уловленье 
любимой 
в романические сети 
с повышеньем 
подчиненной по тарифной 
сетке… 
По женской линии 
тоже вам не райские скинии. 
Простенького паренька 
подцепила 
барынька. 
Он работать, 
а ее 
не удержать никак — 
бегает за клёшем 
каждого бульварника. 
Что ж, 
сиди 
и в плаче 
Нилом нилься. 
Ишь!- 
Жених! 
— Для кого ж я, милые, женился? 
Для себя — 
или для них?- 
У родителей 
и дети этакого сорта: 
— Что родители? 
И мы 
не хуже, мол!- 
Занимаются 
любовью в виде спорта, 
не успев 
вписаться в комсомол. 
И дальше, 
к деревне, 
быт без движеньица — 
живут, как и раньше, 
из года в год. 
Вот так же 
замуж выходят 
и женятся, 
как покупают 
рабочий скот. 
Если будет 
длиться так 
за годом годик, 
то, 
скажу вам прямо, 
не сумеет 
разобрать 
и брачный кодекс, 
где отец и дочь, 
который сын и мама. 
Я не за семью. 
В огне 
и в дыме синем 
выгори 
и этого старья кусок, 
где шипели 
матери-гусыни 
и детей 
стерег 
— отец-гусак! 
Нет. 
Но мы живем коммуной 
плотно, 
в общежитиях 
грязнеет кожа тел. 
Надо 
голос 
подымать за чистоплотность 
отношений наших 
и любовных дел. 
Не отвиливай — 
мол, я не венчан. 
Нас 
не поп скрепляет тарабарящий. 
Надо 
обвязать 
и жизнь мужчин и женщин 
словом, 
нас объединяющим: 
«Товарищи».

❂❂❂❂