Дым папиросный качнулся,  
замер и загустел.  
Частокол чужеземных винтовок  
криво стоял у стен.  
Кланяясь,  
покашливая,  
оглаживая клок бороды,  
В середину табачного облака  
сел Иган-Берды.  
Пиала зеленого чая —  
успокоитель души —  
Кольнула горячей горечью  
челюсти курбаши.  
Носком сапога  
покатывая  
одинокий патрон на полу,  
Нетвердыми жирными пальцами  
он поднял пиалу.  
А за окном пшеница  
гуляла в полном соку,  
Но тракторист, не мигая,  
прижался щекой к штыку.  
Он восемь бессонных суток  
искал по горам следы  
И на девятые сутки  
встретил Иган-Берды.  
Выстрелами оглушая  
дикие уши горы,  
Взяли усталую шайку  
совхозники Дангары.  
Тракторист засыпает стоя,  
но пальцы его тверды.  
И чай крутого настоя  
пьет Иган-Берды.  
Он поднимает руку  
и начинает речь,  
Он круглыми перекатами  
движет просторы плеч,  
Он рад, что кольцом беседы  
с ним соединены  
Советские командиры —  
звезды большой страны.  
Он никого не грабил  
и честно творил бой,  
Глазам его чужды убийства,  
рукам его чужд разбой.  
Как снежное темя Гиссара,  
совесть его бела,  
И ни одна комсомолка  
зарезана им не была.  
Сто раз он решал сдаваться,  
но случай к нему не пришел.  
Он выстрадал пять сражений,  
а это — нехорошо.  
И как путник,  
поющий о жажде,  
хочет к воде припасть,  
Так сердце его сухое  
ищет Советскую власть.  
Милость Советской власти  
для храбрых — богатый пир.  
Иган-Берды — знаменитый  
начальник и богатырь.  
— Непреклонные мои пули  
падали гуще дождей,  
От головы и до паха  
я разрубал людей.  
Сокровища кооперативов  
я людям своим раздавал,  
Повешенный мною учитель  
бога не признавал,  
Тяжелой военной славой  
жилы мои горды.  
Примите же, командиры,  
руку Иган-Берды!—  
Но старший из командиров  
выпрямился во весь рост.  
По темным губам переводчика  
медленно плыл допрос.  
И женщина за стеною  
сыпала в миску  
рис.  
Прижавшись к штыку щекою,  
жмурился тракторист.  
Солнца,  
сна  
и дыма  
он должен не замечать.  
Он должен смотреть в затылок  
льстивого басмача.  
Кланяется затылок  
и поднимается вновь,  
Под выдубленной кожей  
глухо толчется кровь.  
И тракторист усмехается  
твердым, сухим смешком:  
Он видит не человека,  
а ненависти ком.  
За сорванную посевную  
и сломанные его труды  
Совсем небольшая расплата —  
затылок  
Иган-Берды.  

❂❂❂❂

1932  

❂❂❂❂