Могилы вольности — Каргебиль и Гуниб  
Были соразделителями со мной единых зрелищ,  
И, за столом присутствуя, они б  
Мне не воскликнули б: «Что, что, товарищ,  
мелешь?»  
Боец, боровшийся, не поборов чуму,  
Пал около дороги круторогий бык,  
Чтобы невопрошающих — к чему?  
Узнать дух с радостью владык.  
Когда наших коней то бег, то рысь  
вспугнули их,  
Пару рассеянно-гордых орлов,  
Ветер, неосязуемый для нас и тих,  
Вздымал их царственно на гордый лов.  
Вселенной повинуяся указу,  
Вздымался гор ряд долгий.  
Я путешествовал по Кавказу  
И думал о далекой Волге.  
Конь, закинув резво шею,  
Скакал по легкой складке бездны.  
С ужасом, в борьбе невольной хорошея,  
Я думал, что заниматься числами над  
бездною полезно.  
Невольно числа я слагал,  
Как бы возвратясь ко дням творенья,  
И вычислял, когда последний галл  
Умрет, не получив удовлетворенья.  
Далёко в пропасти шумит река,  
К ней бело-красные просыпались мела,  
Я думал о природе, что дика  
И страшной прелестью мила.  
Я думал о России, которая сменой тундр,  
тайги, степей  
Похожа на один божественно звучащий стих,  
И в это время воздух освободился от цепей  
И смолк, погас и стих.  
И вдруг на веселой площадке,  
Которая, на городскую торговку  
цветами похожа,  
Зная, как городские люди к цвету падки,  
Весело предлагала цвет свой прохожим,-  
Увидел я камень, камню подобный, под коим  
пророк  
Похоронен: скошен он над плитой и увенчан  
чалмой.  
И мощи старинной раковины, изогнуты  
в козлиный рог,  
На камне выступали; казалось, образ бога  
камень увенчал мой.  
Среди гольцов, на одинокой поляне,  
Где дикий жертвенник дикому богу готов,  
Я как бы присутствовал на моляне  
Священному камню священных цветов.  
Свершался предо мной таинственный обряд.  
Склоняли голову цветы,  
Закат был пламенем объят,  
С раздумьем вечером свиты…  
Какой, какой тысячекост,  
Грознокрылат, полуморской,  
Над морем островом подъемлет хвост,  
Полунеземной объят тоской?  
Тогда живая и быстроглазая ракушка была его  
свидетель,  
Ныне — уже умерший, но, как и раньше,  
зоркий камень,  
Цветы обступили его, как учителя дети,  
Его — взиравшего веками.  
И ныне он, как с новгородичами, беседует  
о водяном  
И, как Садко, берет на руки ветхогусли —  
Теперь, когда Кавказом, моря ощеренным дном,  
В нем жизни сны давно потускли.  
Так, среди «Записки кушетки» и  
«Нежный Иосиф»,  
«Подвиги Александра» ваяете чудесными  
руками —  
Как среди цветов колосьев  
С рогом чудесным виден камень.  
То было более чем случай:  
Цветы молилися, казалось, пред времен  
давно прошедших слом  
О доле нежной, о доле лучшей:  
Луга топтались их ослом.  
Здесь лег войною меч Искандров,  
Здесь юноша загнал народы в медь,  
Здесь истребил победителя леса ндрав  
И уловил народы в сеть.  

❂❂❂❂

16 сентября 1909  

❂❂❂❂