Тюльпанное дерево

Однажды жил, не знаю где, богатый  
И добрый человек. Он был женат  
И всей душой любил свою жену;  
Но не было у них детей; и это  
Их сокрушало, и они молились,  
Чтобы господь благословил их брак;  
И к господу молитва их достигла.  
Был сад кругом их дома; на поляне  
Там дерево тюльпанное росло.  
Под этим деревом однажды (это  
Случилось в зимний день) жена сидела  
И с яблока румяного ножом  
Снимала кожу; вдруг ей острый нож  
Легонько палец оцарапал; кровь  
Пурпурной каплею на белый снег  
Упала; тяжело вздохнув, она  
Подумала: «О! если б бог нам дал  
Дитя, румяное, как эта кровь,  
И белое, как этот чистый снег!»  
И только что она сказала это, в сердце  
Ее как будто что зашевелилось,  
Как будто из него утешный голос  
Шепнул ей: «Сбудется». Пошла в раздумье  
Домой. Проходит месяц — снег растаял;  
Другой проходит — все в лугах и рощах  
Зазеленело; третий месяц миновался —  
Цветы покрыли землю, как ковер;  
Пропал четвертый — все в лесу деревья  
Срослись в один зеленый свод, и птицы  
В густых ветвях запели голосисто,  
И с ними весь широкий лес запел.  
Когда же пятый месяц был в исходе —  
Под дерево тюльпанное она  
Пришла; оно так сладко, так свежо  
Благоухало, что ее душа  
Глубокою, неведомой тоскою  
Была проникнута; когда шестой  
Свершился месяц — стали наливаться  
Плоды и созревать; она же стала  
Задумчивей и тише; наступает  
Седьмой — и часто, часто под своим  
Тюльпанным деревом она одна  
Сидит и плачет, и ее томит  
Предчувствие тяжелое; настал  
Осьмой — она в конце его больная  
Слегла в постелю и сказала мужу  
В слезах: «Когда умру, похорони  
Меня под деревом тюльпанным»; месяц  
Девятый кончился — и родился  
У ней сынок, как кровь румяный, белый  
Как снег; она ж обрадовалась так,  
Что умерла. И муж похоронил  
Ее в саду, под деревом тюльпанным.  
И горько плакал он об ней; и целый  
Проплакал год; и начала печаль  
В нем утихать; и наконец утихла  
Совсем; и он женился на другой  
Жене и скоро с нею прижил дочь.  
Но не была ничем жена вторая  
На первую похожа; в дом его  
Не принесла она с собою счастья.  
Когда она на дочь свою родную  
Смотрела, в ней смеялася душа;  
Когда ж глаза на сироту, на сына  
Другой жены, невольно обращала,  
В ней сердце злилось: он как будто ей  
И жить мешал; а хитрый искуситель  
Против него нашептывал всечасно  
Ей злые замыслы. В слезах и в горе  
Сиротка рос, и ни одной минуты  
Веселой в доме не было ему.  
Однажды мать была в своей каморке,  
И перед ней стоял сундук открытый  
С тяжелой, кованной железом кровлей  
И с острым нутряным замком: сундук  
Был полон яблок. Тут сказала ей  
Марлиночка (так называли дочь):  
«Дай яблочко, родная, мне». — «Возьми», —  
Ей отвечала мать. «И братцу дай», —  
Прибавила Марлиночка. Сначала  
Нахмурилася мать; но враг лукавый  
Вдруг что-то ей шепнул; она сказала:  
«Марлиночка, поди теперь отсюда;  
Обоим вам по яблочку я дам,  
Когда твой брат воротится домой».  
(А из окна уж видела она,  
Что мальчик шел, и чудилося ей,  
Что будто на нее с ним вместе злое  
Шло искушенье.) Кованый сундук  
Закрыв, она глаза на двери дико  
Уставила; когда ж их отворил  
Малютка и вошел, ее лицо  
Белее стало полотна; поспешно  
Она ему дрожащим и глухим  
Сказала голосом: «Вынь для себя  
И для Марлиночки из сундука  
Два яблока». При этом слове ей  
Почудилось, что кто-то подле громко  
Захохотал; а мальчик, на нее  
Взглянув, спросил: «Зачем ты на меня  
Так страшно смотришь?» — «Выбирай скорее!» —  
Она, поднявши кровлю сундука,  
Ему сказала, и ее глаза  
Сверкнули острым блеском. Мальчик робко  
За яблоком нагнулся головой  
В сундук; тут ей лукавый враг шепнул:  
«Скорей!» И кровлею она тяжелой  
Захлопнула сундук, и голова  
Малютки, как ножом, была железным  
Отрезана замком и, отскочивши,  
Упала в яблоки. Холодной дрожью  
Злодейку обдало. «Что делать мне?» —  
Подумала она, смотря на страшный  
Захлопнутый сундук. И вот она  
Из шкапа шелковый платок достала  
И, голову отрезанную к шее  
Приставив, тем платком их обвила  
Так плотно, что приметить ничего  
Не можно было, и потом она  
Перед дверями мертвого на стул  
(Дав в руки яблоко ему и к стенке  
Его спиной придвинув) посадила;  
И наконец, как будто не была  
Ни в чем, пошла на кухню стряпать. Вдруг  
Марлиночка в испуге прибежала  
И шепчет: «Посмотри туда; там братец  
Сидит в дверях на стуле; он так бел  
И держит яблоко в руке; но сам  
Не ест; когда ж его я попросила,  
Чтоб дал мне яблоко, не отвечал  
Ни слова, не взглянул; мне стало страшно».  
На то сказала мать: «Поди к нему  
И попроси в другой раз; если ж он  
Опять ни слова отвечать не будет  
И на тебя не взглянет, подери  
Его покрепче за ухо: он спит».  
Марлиночка пошла и видит: братец  
Сидит в дверях на стуле, бел как снег;  
Не шевелится, не глядит и держит,  
Как прежде, яблоко в руках, но сам  
Его не ест. Марлиночка подходит  
И говорит: «Дай яблочко мне, братец».  
Ответа нет. Тут за ухо она  
Тихонько братца дернула; и вдруг  
От плеч его отпала голова  
И покатилась. С криком прибежала  
Марлиночка на кухню: «Ах! родная,  
Беда, беда! Я братца моего  
Убила! Голову оторвала  
Я братцу!» И бедняжка заливалась  
Слезами и кричала криком. Ей  
Сказала мать: «Марлиночка, уж горю  
Не пособить; нам надобно скорей  
Его прибрать, пока не воротился  
Домой отец; возьми и отнеси  
Его покуда в сад и спрячь там; завтра  
Его сама в овраг я брошу; волки  
Его съедят, и косточек никто  
Не сыщет; перестань же плакать; делай,  
Что я велю». Марлиночка пошла;  
Она, широкой белой простынею  
Обвивши тело, отнесла его,  
Рыдая, в сад и там его тихонько  
Под деревом тюльпанным положила  
На свежий дерн, который покрывал  
Могилку матери его… И что же?  
Могилка вдруг раскрылася и тело  
Взяла, и снова дерн зазеленел  
На ней, и расцвели на ней цветы,  
И из цветов вдруг выпорхнула птичка,  
И весело запела, и взвилась  
Под облака, и в облаках пропала.  
Марлиночка сперва оторопела;  
Потом (как будто кто в ее душе  
Печаль заговорил) ей стало вдруг  
Легко — пошла домой и никому  
О бывшем с нею не сказала. Скоро  
Пришел домой отец. Не видя сына,  
Спросил он с беспокойством: «Где он?» Мать,  
Вся помертвев, поспешно отвечала:  
«Ранехонько ушел он со двора  
И все еще не возвращался». Было  
Уж за полдень; была пора обедать,  
И накрывать на стол хозяйка стала.  
Марлиночка ж сидела в уголку,  
Не шевелясь и молча; день был светлый;  
Ни облачка на небе не бродило,  
И тихо блеск полуденного солнца  
Лежал на зелени дерев, и было  
Повсюду все спокойно. Той порою  
Спорхнувшая с могилы братца птичка  
Летала да летала; вот она  
На кустик села под окошком дома,  
Где золотых дел мастер жил. Она,  
Расправив крылышки, запела громко:  
«Зла мачеха зарезала меня;  
Отец родной не ведает о том;  
Сестрица же Марлиночка меня  
Близ матушки родной моей в саду  
Под деревом тюльпанным погребла».  
Услышав это, золотых дел мастер  
В окошко выглянул; он так пленился  
Прекрасною птичкою, что закричал:  
«Пропой еще раз, милая пичужка!»  
«Я даром дважды петь не стану, — птичка  
Сказала, — подари цепочку мне,  
И запою». Услышав это, мастер  
Богатую ей бросил из окна  
Цепочку. Правой лапкою схвативши  
Цепочку ту, свою запела песню  
Звучней, чем прежде, птичка и, допевши,  
Спорхнула с кустика с своей добычей,  
И полетела далее, и скоро  
На кровле домика, где жил башмачник,  
Спустилася и там опять запела:  
«Зла мачеха зарезала меня;  
Отец родной не ведает о том;  
Сестрица же Марлиночка меня  
Близ матушки родной моей в саду  
Под деревом тюльпанным погребла».  
Башмачник в это время у окна  
Шил башмаки; услышав песню, он  
Работу бросил, выбежал во двор  
И видит, что сидит на кровле птичка  
Чудесной красоты. «Ах! птичка, птичка, —  
Сказал башмачник, — как же ты прекрасно  
Поешь. Нельзя ль еще раз ту же песню  
Пропеть?» — «Я даром дважды не пою, —  
Сказала птичка, — дай мне пару детских  
Сафьянных башмаков». Башмачник тотчас  
Ей вынес башмаки. И, левой лапкой  
Их взяв, свою опять запела песню  
Звучней, чем прежде, птичка и, допевши,  
Спорхнула с кровли с новою добычей,  
И полетела далее, и скоро  
На мельницу, которая стояла  
Над быстрой речкою во глубине  
Прохладныя долины, прилетела.  
Был стук и шум от мельничных колес,  
И с громом в ней молол огромный жернов;  
И в воротах ее рубили двадцать  
Работников дрова. На ветку липы,  
Которая у мельничных ворот  
Росла, спустилась птичка и запела:  
«Зла мачеха зарезала меня»;  
Один работник, то услышав, поднял  
Глаза и перестал рубить дрова.  
«Отец родной не ведает о том»;  
Оставили еще работу двое.  
«Сестрица же Марлиночка меня»;  
Тут пятеро еще, глаза на липу  
Оборотив, работать перестали.  
«Близ матушки родной моей в саду»;  
Еще тут восемь вслушалися в песню;  
Остолбеневши, топоры они  
На землю бросили и на певицу  
Уставили глаза; когда ж она  
Умолкнула, последнее пропев:  
«Под деревом тюльпанным погребла»;  
Все двадцать разом кинулися к липе  
И закричали: «Птичка, птичка, спой нам  
Еще раз песенку твою». На это  
Сказала птичка: «Дважды петь не стану  
Я даром; если же вы этот жернов  
Дадите мне, я запою». — «Дадим,  
Дадим!» — в один все голос закричали.  
С трудом великим общей силой жернов  
Подняв с земли, они его надели  
На шею птичке; и она, как будто  
В жемчужном ожерелье, отряхнувшись  
И крылышки расправивши, запела  
Звучней, чем прежде, и, допев, спорхнула  
С зеленой ветви и умчалась быстро,  
На шее жернов, в правой лапке цепь  
И в левой башмаки. И так она  
На дерево тюльпанное в саду  
Спустилась. Той порой отец сидел  
Перед окном; по-прежнему в углу  
Марлиночка; а мать на стол сбирала  
«Как мне легко! — сказал отец. — Как светел  
И тепел майский день!» — «А мне, — сказала  
Жена, — так тяжело, так душно!  
Как будто бы сбирается гроза».  
Марлиночка ж, прижавшись в уголок,  
Не шевелилася, сидела молча  
И плакала. А птичка той порой,  
На дереве тюльпанном отдохнувши,  
Полетом тихим к дому полетела.  
«Как на душе моей легко! — опять  
Сказал отец. — Как будто бы кого  
Родного мне увидеть». — «Мне ж, — сказала  
Жена, — так страшно! Все во мне дрожит;  
И кровь по жилам льется как огонь».  
Марлиночка ж ни слова; в уголку  
Сидит, не шевелясь, и тихо плачет.  
Вдруг птичка, к дому подлетев, запела:  
«Зла мачеха зарезала меня»;  
Услышав это, мать в оцепененье  
Зажмурила глаза, заткнула уши,  
Чтоб не видать и не слыхать; но в уши  
Гудело ей, как будто шум грозы,  
В зажмуренных глазах ее сверкало,  
Как молния, и пот смертельный тело  
Ее, как змей холодный, обвивал.  
«Отец родной не ведает о том».  
«Жена, — сказал отец, — смотри, какая  
Там птичка! Как поет! А день так тих,  
Так ясен и такой повсюду запах,  
Что скажешь: вся земля в цветы оделась.  
Пойду и посмотрю на эту птичку».  
«Останься, не ходи, — сказала в страхе  
Жена. — Мне чудится, что весь наш дом  
В огне». Но он пошел. А птичка пела:  
«Близ матушки родной моей в саду  
Под деревом тюльпанным погребла».  
И в этот миг цепочка золотая  
Упала перед ним. «Смотрите, — он  
Сказал, — какой подарок дорогой  
Мне птичка бросила». Тут не могла  
Жена от страха устоять на месте  
И начала как в исступленье бегать  
По горнице. Опять запела птичка:  
«Зла мачеха зарезала меня».  
А мачеха бледнела и шептала:  
«О! если б на меня упали горы,  
Лишь только б этой песни не слыхать!»  
«Отец родной не ведает о том»;  
Тут повалилася она на землю,  
Как мертвая, как труп окостенелый.  
«Сестрица же Марлиночка меня…»  
Марлиночка, вскочив при этом с места,  
Сказала: «Побегу, не даст ли птичка  
Чего и мне». И, выбежав, глазами  
Она искала птички. Вдруг упали  
Ей в руки башмаки; она в ладоши  
От радости захлопала. «Мне было  
До этих пор так грустно, а теперь  
Так стало весело, так живо!»  
«Нет, — простонала мать, — я не могу  
Здесь оставаться; я задохнусь; сердце  
Готово лопнуть». И она вскочила;  
На голове ее стояли дыбом,  
Как пламень, волосы, и ей казалось,  
Что все кругом ее валилось. В двери  
Она в безумье кинулась… Но только  
Ступила за порог, тяжелый жернов  
Бух!.. и ее как будто не бывало;  
На месте же, где казнь над ней свершилась,  
Столбом огонь поднялся из земли.  
Когда ж исчез огонь, живой явился  
Там братец; и Марлиночка к нему  
На шею кинулась. Отец же долго  
Искал жены глазами; но ее  
Он не нашел. Потом все трое сели;  
Усердно богу помолясь, за стол;  
Но за столом никто не ел, и все  
Молчали; и у всех на сердце было  
Спокойно, как бывает всякий раз,  
Когда оно почувствует живей  
Присутствие невидимого бога.  

❂❂❂❂