В священной бездне мглы архангел мне предстал

В священной бездне мглы архангел мне предстал, 
В его зрачках сверкал карбункул и опал. 
И вестник вечности сказал мне строго: «Следуй!» 
Я встал и шел за ним. Все стало сродно бреду. 
Мы понеслись, как вихрь, меж огненных светил, 
Внизу, у ног, желтел водой священный Нил, 
Где ныне барка Ра уже не гнет папирус; 
Потом меж гибких пальм Ганг многоводный вырос 
Но спал на берегу осмеянный факир; 
Мелькнул тот кругозор, где буйный триумвир 
Бежал от Августа, в бою палим любовью; 
И арки, давшие мечту средневековью, 
Веселье, что творил свободный Рафаэль, 
Конкистадоров гром и вдохновенный хмель, 
Маркиз нарядных сон, под звуки менуэта, 
Когда была вся жизнь беспечностью одета; 
Кровавый блеск, где был нож гильотин взнесен, 
Твой пламенный пожар меж битв, Наполеон, 
Разгары новых войн и мятежей, стихии, 
Зажегшие векам огни Ресеферии. 
Все в диком хаосе взметалось подо мной, 
И голос слышал я, катившийся волной: 
«Внемли! Изведал я все таинства Изиды, 
И то, как, бросив храм разящей Артемиды, 
Бежали эллины туда, где деял чары Вакх; 
Как возбуждал вражду в квиритах смелый Гракх, 
Как с гибеллинами боролись яро гвельфы 
В лесах, где при луне играли резво эльфы; 
Как, океан браздя, Колумб едва не сгиб, 
Как молча созерцал аутодафе Филипп, 
И был Эскуриал весь дымами окутан, 
Как в яблоке закон миров провидел Ньютон 
И в лагере постиг сознанья смысл Декарт. 
Как в дождевой апрель (по-старому — был март), 
В светлице, где сидел недавно сторож царский, 
Стихам Гюго внимал с улыбкой Луначарский». 
Внимая, я дрожал, а вестник мне: «Гляди!» 
И хартии тогда раскрылись впереди. 
Гласила первая: я — истина Биона, 
Чрез меру — ничего! вот правило закона! 
Вторая: не забудь — я мыслю, ergo sum[23]. 
Но слишком много слов запутают и ум. 
А третья: сам Гюго сказал: мне рек Всевышний — 
Искусство в том, чтоб все зачеркивать, что лишне. 
3 апреля 1921

❂❂❂❂