Зеркало держит Эрот перед ней, и в стекле его хрупком

Зеркало держит Эрот перед ней, и в стекле его хрупком  
Вечное золото кос, вечное небо очей.  
А на ковре, у колен, у разымчивых этих и сильных,  
В руки лицо уронив, скорбная дева сидит.  
«Горе мне! Горе мне! Где, где ночей моих гордая хладность?»  
— Что с ней? — подруги вокруг шепчут, лукаво смеясь. —  
«Только и было, что раз — это под вечер было, у храма —  
Мимо идя, на меня ветреник этот взглянул.  
Только и было всего… Да еще в состязании лирном…  
Слышу, — подруги ко мне: „Твой, Мнаседика, черед“.  
Вышла, и к струнам едва я певучей рукой прикоснулась,  
Как раскалились они: он в этот миг подходил.  
Глаз не спуская с меня, затемняемых мраком желанья,  
Розу поднес он зачем смуглую к самым губам?  
Как я запела? О чем? О, соперница — роза! О, губы!  
Сафо нахмурила бровь. Что мне до гнева ее!  
О, как, должно быть, жесток этот рот и горячий и влажный…  
Разум во мне помути! Дай мне его позабыть!  
Жжет меня ложе в ночи. Лишь глаза я закрою, я вижу  
Губы и розу, и вновь розу и губы его…  
Что же мне делать, скажи, чтобы их, неотвязных, не видеть?»  

❂❂❂❂

— Мудрая словом одним ей отвечает: «Целуй».  

❂❂❂❂

1922  

❂❂❂❂