Универсам

Я думаю, я сам себе универсам,  
куда я захожу по надобностям разным.  
Открыт бываю я и людям, и часам,  
пространству грузному и хрупким чудесам,  
погоде на сердце и пьяным голосам,  
и кособокой скуке, и соблазнам.  
Всё есть во мне, чтобы по горло жить!  
(В придачу ко всему и распри даже.)  
Фасованно могу себя я предложить,  
готов с утра к великой распродаже.  
Завистники-глаза сверкают, как витрины,  
устраивая трижды в день смотрины.  
Сквозь них проходит день в универмаг,  
облизываясь, будто бешбармак.  
Вот полки, белые и твердые, что кость,  
нагружены чуть охлажденным мясом.  
Утроба нежится, подобная колбасам.  
Но кто это «ого!» проокал басом?  
Кто взгляд в меня забил, как в стену гвоздь?  
Не трогайте меня! Своим я занят делом!  
А если нужно что – ходите по отделам.  
Вон головы мои, как лысые сыры,  
лежат, лишенные и плеч и шеи,  
и рады, что в них есть червивые траншеи,  
и рады от дыры и до дыры.  
Лежат они, округло хорошея,  
как с неба выставленные миры.  
Лежат они невдалеке от масла,  
которое белеющую плоть  
поставило стеной, за пряслом прясло,  
но в масле не катаются. Колоть  
ножом их не велел Господь,  
и по частям они обречены железу  
и жизни, как вседневному надрезу.  
Располосованный наискосок,  
как лососины розовый кусок,  
не может рот полунемой открыться,  
а кровь густеет, как томатный сок.  
И из ладони, словно из корытца,  
сухие пальчики, как веточки корицы.  
И каждый мой отдел не оттого ль высок,  
что мне затылок, темя и висок  
украсили и соль и сахарный песок?  
Ой, полным-полна авоська!  
Есть и перец в ней и лук.  
Не жалей ни слез, ни воска,  
ни утраты, ни разлук.  
Всё есть во мне. И жить – как жрать и жрать.  
Надежде я свояк, а делу кум.  
Могу товар своей рукой-владыкой брать  
и по-лукулловски жевать рахат-лукум.  
Рабочий день, бывает, разворчится,  
а в деньгах ветер, свист и кутерьма.  
Соскочит с полки баночка горчицы  
и в руки прыгает сама…  
Чужой огромной жизни послужи-ка,  
и прянут пряности в открытый рот, как рать,  
язык и нёбо обожжет аджика,  
крапивой продерет. А жить – как брать и жрать.  
Во всякой жизни есть и нужен привкус,  
но жизнью торговать, ей-Богу, нелегко!  
Проторговался – так возьмут за гривку-с  
да и на солнышко, как за ушко.  
Проторговался – так сиди и шамкай,  
гляди вослед, как в самый зад судьбе,  
когда универсам с универсамкой,  
качая сумками, идут к себе.  
Ой, пустым-пуста моя авоська!  
В ней не я ль попался в сеть?  
С плеч головушку ты сбрось-ка,  
что ж ей попусту висеть?  
Всё есть во мне. И назло контроверзам  
чиновничьим и страхолюдью зим  
универсам стоит, как универзум,  
как суетливый Божий гомозин.  
И стану ожидать я с Богом очной ставки,  
в полночный час всплакнув по волосам.  
И буду ждать на судном на прилавке,  
когда закроется универсам.  
Как вы полны, земные пять минут,  
когда пекут блины, белье стирают,  
торгуют телом, песенку поют,  
целуются, в квартире прибирают,  
в трамвае едут и судьбу клянут,  
животики от смеха надрывают,  
рожают и пускают в дело кнут,  
возводят из соломинок уют,  
по морде бьют, ломают, созидают,  
и дремлют, и от пули умирают  
иль просто Богу душу отдают.  

❂❂❂❂

1962  

❂❂❂❂