Дрожа, скользит железное корыто  
в ночной воде, над вечной мерзлотой…  
Хоть мы с тобою живы, не убиты,  
здесь почему-то страшно нам с тобой.  
Днем видели кренящиеся пихты,  
а ночью зреет негасимый свет…  
Хоть мы с тобою точно не убиты,  
но и в объятиях покоя нет.  
Здесь лагеря как в землю провалились.  
Здесь нынче тундра, да мошка, да гнус…  
«Я не вернусь сюда!..» – душа томилась,  
и каждый раз я знал, что я вернусь.  
Наверно, оттого, что пламень красный  
позвал отца наивного в ЧК,  
где вел борьбу он с контрою опасной  
на уровне соседа-мужичка.  
Жег самолично церкви и мечети,  
ходил в лаптях, но со звездой во лбу,  
рожь отнимая… богатеев этих,  
он свято верил, надобно к столбу!  
А то, что Пушкин из дворян, – случайность!  
Тукай богатым был, зато страдал!  
Отныне победила чрезвычайность –  
и на зубах, и в голосе металл…  
Так будьте прокляты, обманы века:  
и лысый демон, тот полуеврей,  
что до сих пор в стекле (вторая Мекка –  
его, как краб на горле, мавзолей!),  
и восхищенная шпана с вокзалов,  
бездельники, надевшие очки,  
насильники в наганах и кинжалах,  
усами призакрывшие клыки!  
Вы обольстили пьянкой, обманули  
Россию, запугали до кишок,  
хоть вас потом самих сразили пули,  
и вы ушли в цемент или в мешок…  
Но жаль доверчивых крестьян России,  
неграмотных зевластых работяг!  
Теперь, когда виски уже седые  
у внуков – светит Китежем ГУЛАГ.  
Не знаю, что отец пред смертью думал,  
бутылку водки пряча от врача,  
но мне как будто демон в душу дунул,  
и нечисть обступила, хохоча.  
Мол, ты-то что тоскуешь? Дело в прошлом,  
а сын не отвечает за отца…  
Но я ответить как-то все же должен,  
не знаю, как, – ответить до конца.  
Молиться за невинно убиенных,  
за тех ли, кто не ведал, что творил,  
при свете золотом небес надменных  
на Севере, где не хранят могил?.  

❂❂❂❂

1999  

❂❂❂❂