Томплинсон

Перевод: А.Эппель

❂❂❂❂

И стало так! — усоп Томплинсон в постели на Беркли-сквер, 
И за волосы схватил его посланник надмирных сфер. 
Схватил его за волосы Дух черт-те куда повлек, — 
И Млечный Путь гудел по пути, как вздутый дождем поток. 
И Млечный Путь отгудел вдали — умолкла звездная марь, 
И вот у Врат очутились они, где сторожем Петр-ключарь. 
«Предстань, предстань и нам, Томплинсон, четко и ясно ответь, 
Какое добро успел совершить, пока не пришлось помереть; 
Какое добро успел совершить в юдоли скорби и зла!» 
И встала вмиг Томплинсона душа, что кость под дождем, бела. 
«Оставлен мною друг на земле — наставник и духовник, 
Сюда явись он, — сказал Томплинсон, — изложит все напрямик». 
«Отметим: ближний тебя возлюбил, — но это мелкий пример! 
Ведь ты же брат у Небесных Врат, а это не Беркли-сквер; 
Хоть будет поднят с постели твой друг, хоть скажет он за тебя, — 
У нас — не двое за одного, а каждый сам за себя». 
Горе и долу зрел Томплинсон и не узрел не черта — 
Нагие звезды глумились над ним, а в нем была пустота. 
А ветер, дующий меж миров, взвизгнул, как нож в ребре, 
И стал отчет давать Томплинсон в содеянном им добре: 
«Про это — я читал, — он сказал, — это — слыхал стороной, 
Про это думал, что думал другой о русской персоне одной». 
Безгрешные души толклись позади, как голуби у летка, 
А Петр-ключарь ключами бренчал, и злость брала старика. 
» Думал, читал слыхал, — он сказал, — это все про других! 
Во имя бывшей плоти своей реки о путях своих!» 
Вспять и встречь взглянул Томплинсон и не узрел ни черта; 
Был мрак сплошной за его спиной, а впереди — Врата. 
«Это я знал, это — считал, про это где-то слыхал, 
Что кто-то читал, что кто-то писал про шведа, который пахал». 
«Знал, считал, слыхал, — ну и ну! — сразу лезть во Врата! 
К чему небесам внимать словесам — меж звезд и так теснота! 
За добродетели духовника, ближнего или родни 
Не обретет господних щедрот пленник земной суетни. 
Отыди, отыди ко Князю Лжи, твой жребий не завершен! 
И… да будет вера твоей Беркли-сквер с тобой там, Томплинсон!» 
Волок его за волосы Дух, стремительно падая вниз, 
И возле Пекла поверглись они, Созвездья Строптивости близ, 
Где звезды красны от гордыни и зла, или белы от невзгод, 
Или черным черны от греха, какой и пламя неймет. 
И длят они путь свой или не длят — на них проклятье пустынь; 
Их не одна не помянет душа — гори они или стынь. 
А ветер, дующий меж миров, так выстудил душу его, 
Что адских племен искал Томплинсон, как очага своего. 
Но у решетки Адовых Врат, где гиблых душ не сочтешь, 
Дьявол пресек Томплинсону прыть, мол не ломись — не пройдешь! 
«Низко ж ты ценишь мой уголек, — сказал Поверженный Князь, — 
Ежели в ад вознамерились влезть, меня о том не спросясь! 
Я слишком с Адовой плотью в родстве, мной небрегать не резон, 
Я с Богом скандалю из-за него со дня, как создан был он. 
Садись, садись на изгарь и мне четко и ясно ответь, 
Какое зло успел совершить, пока не пришлось помереть.» 
И Томплинсон поглядел горе и увидел в Адской Дыре 
Чрево красновато красной звезды, казнимой в жутком пылу. 
«В былые дни на земле, — он сказал, — меня обольстила одна, 
И, если ты ее призовешь, на все ответит она.» 
«Учтем: не глуп по части прелюб, — но это мелкий пример! 
Ведь ты же, брат, у адовых Врат, а это не Беркли-сквер; 
Хоть свистнем с постели твою любовь — она не придет небось! 
За грех, совершенный двоими вдвоем, каждый ответит поврозь!» 
А ветер, дующий меж миров, как нож его потрошил, 
И Томплинсон рассказывать стал о том, как в жизни грешил: 
«Однажды! Я взял и смерть осмеял, дважды — любовный искус, 
Трижды я Господа Бога хулил, чтоб знали, каков я не трус.» 
Дьявол печеную душу извлек, поплевал и оставил стыть: 
«Пустая тщета на блаженного шута топливо переводить! 
Ни в пошлых шутках не вижу цены, ни в глупом фиглярстве твоем, 
И не зачем мне джентльменов будить, спящих у топки втроем!» 
Участия Томплинсон не нашел, встречь воззрившись и вспять. 
От Адовых Врат ползла пустота опять в него и опять. 
«Я же слыхал, — сказал Томплинсон. — Про это ж была молва! 
Я же в бельгийской книжке читал французского лорда слова!» 
«Слыхал, читал, узнавал, — ну и ну! — мастер ты бредни молоть! 
Сам ты гордыне своей угождал? Тешил греховную плоть?» 
И Томплинсон решетку затряс, вопя: «Пусти меня в Ад! 
С женою ближнего своего я был плотски был близковат!» 
Дьявол слегка улыбнулся и сгреб угли на новый фасон: 
«И это ты вычитал, а, Томплинсон?» — «И это!» — сказал Томплинсон. 
Нечистый дунул на ногти, и вмиг отряд бесенят возник, 
И он им сказал: «К нам тут нахал мужеска пола проник! 
Просеять его меж звездных сит! Просеять малейший порок! 
Адамов род к упадку идет, коль вверил такому порок!» 
Эмпузина рать, не смея взирать в огонь из-за голизны 
И плачась, что грех им не дал утех, по младости, мол не грешны! — 
По углям помчалась за сирой душой, копаясь в ней без конца; 
Так дети шарят в вороньем гнезде или в ларце отца. 
И вот, ключки назад протащив, как дети, натешившись впрок, 
Они доложили: «В нем нету Души, какою снабдил его Бог! 
Мы выбили бред брошюр и газет, и книг, и вздорный сквозняк, 
И уйму краденых душ, но его души не найдем никак! 
Мы катали его, мы мотали его, мы пытали его огнем, 
И, если как надо был сделан досмотр, душа не находится в нем!» 
Нечистый голову свесил на грудь и басовито изрек: 
«Я слишком с Адамовой плотью в родстве, чтоб этого гнать за порог. 
Здесь адская пасть, и ниже не пасть, но если б таких я пускал, 
Мне б рассмеялся за это в лицо кичливый мой персонал; 
Мол стало не пекло у нас, а бордель, мол, я не хозяин, а мот! 
Ну, стану ль своих джентльменов я злить, ежили гость — идиот?» 
И дьявол на душу в клочках поглядел, ползущую в самый пыл, 
И вспомнил о Милосердье святом, хоть фирмы честь не забыл. 
«И уголь получишь ты от меня, и сковородку найдешь, 
Коль душекрадцем ты выдумал стать», — и сказал Томплинсон: «А кто ж?» 
Враг Человеческий сплюнул слегка — забот его в сердце несть: 
«У всякой блохи поболе грехи, но что-то, видать в тебе есть! 
И я бы тебя бы за это впустил, будь я хозяин один, 
Но свой закон Гордыне сменен, и я ей не господин. 
Мне лучше не лезть, где Мудрость и Честь, согласно проклятью сидят! 
Тебя ж вдвоем замучат сейчас Блудница сия и Прелат. 
Не дух ты, не гном. Ты, не книга, не зверь, вещал преисподней Князь, — 
Я слишком с Адамовой плотью в родстве, шутить мне с тобою не след. 
Ступай хоть какой заработай грешок! Ты — человек или нет! 
Спеши! В катафалк вороных запрягли. Вот-вот они с места возьмут. 
Ты — скверне открыт, пока не закрыт. Чего же ты мешкаешь тут? 
Даны зеницы тебе и уста, изволь же их отверзать! 
Неси мой глагол Человечьим Сынам, пока не усопнешь опять: 
За грех, совершенный двоими вдвоем, поврозь подобьют итог! 
И… Да поможет тебе, Томплинсон, твой книжный заемный бог!»

❂❂❂❂