Сибирякову

Рожденный мирты рвать и спящий на соломе,  
В отечестве поэт, кондитор в барском доме!  
Другой вельможам льстит, а я пишу к тебе,  
Как смел, Сибиряков, ты, вопреки судьбе,  
Опутавшей тебя веригами насилья, —  
Отважно развернуть воображенью крылья?  
И, званьем раб, душой — к свободе вознестись?  
«Ты мыслить вздумал? Ты? Дружок! перекрестись, —  
Кричит тебе сын тьмы, сиятельства наследник, —  
Не за перо берись: поди надень передник;  
Нам леденцы вкусней державинских стихов.  
О век! Злосчастный век разврата и грехов!  
Всё гибнет, и всему погибель — просвещенье:  
С трудом давно ль скреплял в суде определенье  
Приявший от небес дворянства благодать,  
А ныне: уж и чернь пускается в печать!  
Нет! нет! Дворянских глаз бесчестить я не буду.  
Другой тебя читай: я чести не забуду.  
Нам памятен еще примерный тот позор,  
Как призрен был двором беглец из Холмогор.  
Пожалуй, и тебе, в сей век столь ненавистный,  
В вельможах сыщется заступник бескорыстный,  

❂❂❂❂

И мимо нас, дворян, как дерзкий тот рыбарь,  
Ты попадешь и в честь, и в адрес-календарь».  
Так бредит наяву питомец предрассудка  
За лакомым столом, где тяжестью желудка  
Отяжелела в нем пустая голова.  
Тебя, Сибиряков! не тронут те слова.  
Стыдя спесь общества, ты оправдал природу;  
В неволе ты душой уразумел свободу,  
И целью смелою начертанный твой стих  
Векам изобличит гонителей твоих.  
Свобода не в дворцах, неволя не в темницах;  
Достоинство в душе — пустые званья в лицах.  
Пред взором мудреца свет — пестрый маскерад,  
Где жребием слепым дан каждому наряд;  
Ходули подхватя, иной глядит вельможей,  
А с маскою на бал он выполз из прихожей.  
Сорви одежду! — пыль под мишурой честей,  
И первый из вельмож последний из людей.  
Природа не знаток в науке родословной  
И раздает дары рукой скупой, но ровной.  
Жалею я, когда судьбы ошибкой злой  
Простолюдин рожден с возвышенной душой  
И свойств изящных блеск в безвестности тускнеет;  
Но злобою мой ум кипит и цепенеет,  
Когда на казнь земле и небесам в укор  
Судьба к честям порок возводит на позор.  
Кто мыслит, тот могущ, а кто могущ — свободен.  
Пусть рабствует в пыли лишь тот, кто к рабству сроден.  
Свобода в нас самих: небес святый залог,  
Как собственность души, ее нам вверил бог!  
И не ее погнет ярмо земныя власти;  
Одни тираны ей: насильственные страсти.  
Пусть дерзостный орел увяз в плену силка,  
Невольник на земле, он смотрит в облака;  
Но червь презрительный, отверженец природы,  
Случайно взброшенный порывом непогоды  
В соседство к небесам, на верх Кавказских гор  
Ползет и в гнусный прах вперяет робкий взор.  
И ты, Сибиряков, умерь прискорбья пени,  
Хотя ты в обществе на низшие ступени  
Засажен невзначай рождением простым,  
Гордись собой! А спесь ты предоставь другим.  
Пусть барин чванится дворянским превосходством,  
Но ты довольствуйся душевным благородством.  
Взгляни на многих бар, на гордый их разврат,  
И темный жребий свой благослови стократ.  
Быть может, в их чреде светильник дарованья  
Потухнул бы в тебе под гнетом воспитанья.  
Утратя бодрость чувств, заимствовал бы ты,  
Быть может, праздность их и блажь слепой тщеты.  
Ты стал бы, как они, в бесчувствии глубоком  
На участь братиев взирать холодным оком  
И думать, что творец на то и создал знать,  
Чтоб кровью ближнего ей нагло торговать;  
Что черни дал одни он спины, барству — души,  
Как дал рога быку, а зайцу только уши;  
Что жизнь он в дар послал для бар и богача,  
Другим взвалил ее, как ношу на плеча;  
И что всё так в благом придумано совете,  
Чтоб был немногим рай, а многим ад на свете.  
Счастлив, кто сам собой взошел на высоту:  
Рожденный на верхах всё видит на лету;  
Надменность или даль его туманит зренье,  
За правду часто он приемлет заблужденье;  
Обманываясь сам, страстями ослеплен,  
Доверчивость других обманывает он.  
Но ты страшись его завидовать породе,  
Ты раб свободный, он — раб жалкий на свободе.  

❂❂❂❂

1819  

❂❂❂❂