Самовар

Приятно находить, попавшись на чужбину,  
Родных обычаев знакомую картину,  
Домашнюю хлеб-соль, гостеприимный кров,  
И сень, святую сень отеческих богов, —  
Душе, затертой льдом, в холодном море света,  
Где на родной вопрос родного нет ответа,  
Где жизнь — обрядных слов один пустой обмен,  
Где ты везде чужой, у всех — monsieur N. N.  
У тихой пристани приятно отогреться,  
И в лица ближние доверчиво всмотреться,  
И в речи вслушаться, в которых что-то есть  
Знакомое душе и дней прошедших весть.  

❂❂❂❂

Дни странника листам разрозненным подобны,  
Их разрывает дух насмешливый и злобный;  
Нет связи: с каждым днем всё сызнова живи,  
А жизнь и хороша преданьями любви,  
Сродством поверий, чувств, созвучьем впечатлений  
И милой давностью привычных отношений.  
В нас ум — космополит, но сердце—домосед:  
Прокладывать всегда он любит новый след,  
И радости свои все в будущем имеет;  
Но сердце старыми мечтами молодеет,  
Но сердце старыми привычками живет  
И радостней в тени прошедшего цветет!  
О, будь благословен, кров светлый и приютный,  
Под коим как родной был принят гость минутный!  
Где беззаботно мог он сердце развернуть  
И сиротство его на время обмануть!  
Где любовался он с сознаньем и участьем  
Семейства милого согласием и счастьем  
И видел, как цветут в безоблачной тиши  
Младые радости родительской души;  
Оттенки нежные и севера и юга,  
Различьем прелестей и сходством друг на друга  
Они любовь семьи и дому красота.  
_Одна

❂❂❂❂

— таинственна, как тихая мечта  
Иль ангел, облаком себя полузакрывший,  
Когда, ко праху взор и крылья опустивши,  
На рубеже земли и неба он стоит  
И, бедствиям земным сочувствуя, грустит.  
И много прелести в задумчивости нежной,  
В сей ясности, средь бурь житейских безмятежной,  
И в чистой кротости, которыми она,  
Как тихим заревом, тепло озарена!  
_Другая — радостно в грядущее вступая  
И знающая жизнь по первым утрам мая,  
На празднике весны в сиянье молодом  
Свежеет розою и вьется мотыльком.  
_А третья — младший цвет на отрасли семейной.  
Пока еще в тени и прелестью келейной  
Растет и, на сестер догадливо смотря,  
Ждет, скоро ль светлым днем взойдет ее заря?  

У вас по-русски здесь — тепло и хлебосольно  
И чувству и уму просторно и привольно;  
Не дует холодом ни в душу, ни в плеча,  
И сердце горячо, и печка горяча.  
Хоть вы причислены к Германскому союзу,  
Германской чинности вы сбросили обузу.  
За стол не по чинам садитесь, и притом  
И лишний гость у вас не лишний за столом.  
Свобода — вот закон домашнего устава:  
Охота есть — болтай! И краснобаю слава!  
На ум ли лень найдет — немым себе сиди  
И за словом в карман насильно не ходи!  
Вот день кончается в весельях и заботах;  
Пробил девятый час на франкфуртских воротах]  
Немецкой публики восторг весь истощив,  
Пропела Лёве ей последний свой мотив;  
Уж пламенный Дюран оставил поле брани,  
Где, рыцарь классиков, сражался он с Гернани,  
И, пиво осушив и выкурив табак,  
Уж Франкфурт, притаясь, надел ночной колпак,  
Но нас еще влечет какой-то силой тайной  
В знакомый тот приют, где с лаской обычайной  
Вокруг стола нас ждет любезная семья.  
Я этот час люблю — едва ль не лучший дня,  
Час поэтический средь прозы черствых суток,  
Сердечной жизни час, веселый промежуток  
Между трудом дневным и ночи мертвым сном.  
Все счеты сведены, — в придачу мы живем;  
Забот житейских нет, как будто не бывало:  
_Сегодня

❂❂❂❂

с плеч слегло, а завтра не настало.  
Час дружеских бесед у чайного стола!  
Хозяйке молодой и честь, и похвала!  
По-православному, не на манер немецкий,  
Не жидкий, как вода или напиток детский,  
Но Русью веющий, но сочный, но густой,  
Душистый льется чай янтарного струей.  
Прекрасно!.. Но один встречаю недостаток:  
Нет, быта русского неполон отпечаток.  
Где ж самовар родной, семейный наш очаг,  
Семейный наш алтарь, ковчег домашних благ?  
В нем льются и кипят всех наших дней преданья,  
В нем русской старины живут воспоминанья;  
Он уцелел один в обломках прежних лет,  
И к внукам перешел неугасимый дед.  
Он русский рококо, нестройный, неуклюжий,  
Но внутренно хорош, хоть некрасив снаружи;  
Он лучше держит жар, и под его шумок  
Кипит и разговор, как прыткий кипяток.  
Как много тайных глав романов ежедневных,  
Животрепещущих романов, задушевных,  
Которых в книгах нет — как сладко ни пиши!  
Как много чистых снов девической души,  
И нежных ссор любви, и примирений нежных,  
И тихих радостей, и сладостно мятежных —  
При пламени его украдкою зажглось  
И с облаком паров незримо разнеслось!  
Где только водятся домашние пенаты,  
От золотых палат и до смиренной хаты,  
Где медный самовар, наследство сироты,  
Вдовы последний грош и роскошь нищеты, —  
Повсюду на Руси святой и православной  
Семейных сборов он всегда участник главный.  
Нельзя родиться в свет, ни в брак вступить нельзя,  
Ни «здравствуй!» ни «прощай!» не вымолвят друзья,  
Чтоб, всех житейских дел конец или начало,  
Кипучий самовар, домашний запевало,  
Не подал голоса и не созвал семьи  
К священнодействию заветной питии.  
Поэт сказал — и стих его для нас понятен:  
«Отечества и дым нам сладок и приятен»!  
Не самоваром ли — сомненья в этом нет —  
Был вдохновлен тогда великий наш поэт?  
И тень Державина, здесь сетуя со мною,  
К вам обращается с упреком и мольбою  
И просит, в честь ему и православью в честь,  
Конфорку бросить прочь и — самовар завесть.  

1838  

❂❂❂❂