Мы строили дорогу к Семиге  
На пастбищах казахских табунов,  
Вблизи озер иссякших. Лихорадка  
Сначала просто пела в тростнике  
На длинных дудках комариных стай,  
Потом почувствовался холодок,  
Почти сочувственный, почти смешной, почти  
Похожий на ломоть чарджуйской дыни,  
И мы решили: воздух сладковат  
И пахнут медом гривы лошадей.  
Но звезды удалялись все. Вокруг,  
Подобная верблюжьей шерсти, тьма  
Развертывалась. Сердце тяжелело,  
А комары висели высоко  
На тонких нитках писка. И тогда  
Мы понимали — холод возрастал  
Медлительно, и все ж наверняка,  
В безветрии, и все-таки прибоем  
Он шел на нас, шатаясь, как верблюд.  
Ломило кости. Бред гудел. И вот  
Вдруг небо, повернувшись тяжело,  
Обрушивалось. И кричали мы  
В больших ладонях светлого озноба,  
В глазах плясал огонь, огонь, огонь —  
Сухой и лисий. Поднимался зной.  
И мы жевали горькую полынь,  
Пропахшую костровым дымом, и  
Заря блестела, кровенясь на рельсах…  
Тогда краснопутиловец Краснов  
Брал в руки лом и песню запевал.  
А по аулам слух летел, что мы  
Мертвы давно, что будто вместо нас  
Достраивают призраки дорогу.  
Но всем пескам, всему наперекор  
Бригады снова строили и шли.  
Пусть возникали города вдали  
И рушились. Не к древней синеве  
Полдневных марев, не к садам пустыни —  
По насыпям, по вздрогнувшим мостам  
Ложились шпал бездушные тела.  
А по ночам, неслышные во тьме,  
Тарантулы сбегались на огонь,  
Безумные, рыдали глухо выпи.  
Казалось нам: на океанском дне  
Средь водорослей зажжены костры.  
Когда же синь и розов стал туман  
И журавлиным узким косяком  
Крылатых мельниц протянулась стая,  
Мы подняли лопаты, грохоча  
Железом светлым, как вода ручьев.  
Простоволосые, посторонились мы,  
Чтоб первым въехал мертвый бригадир  
В березовые улицы предместья,  
Шагнув через победу, зубы сжав.  
…………….  
Так был проложен путь на Семиге.  

❂❂❂❂

1932  

❂❂❂❂