Письмо

Здесь, где Вы так и не побывали, Доналд, 
в этой стране, 
которую Вы так любили 
и от которой у нас 
ноет уже не сердце, а что-то попроще, 
в нашей невыносимой стране 
я вспоминаю Ваш дом 
на Общей Лужайке, 
простой и достойный дом рабочего человека 
и Дороти с чаем на подносе 
и светлую Вашу кончину.

❂❂❂❂

Святая Русь, Вы говорили, 
Китежский град, 
где Преподобный делит хлеб с медведем, 
где пасхальный Серафим 
говорит: Здравствуй, радость моя! 
и от его улыбки 
загорается звездами дневное небо, 
где каторжные молятся за своих конвойных…

❂❂❂❂

Теперь, быть может, они Вас встречают, Доналд: 
как же они не встретят того, кто так им поверил, 
Серафим и Преподобный и те, с Колымы и Магадана, 
чьи имена неизвестны и чьи лица, 
как Вы говорили, 
сложатся в лик Святого Духа.

❂❂❂❂

Доналд, 
сердце мое жестоко, 
как земля, по которой прокатили тяжелые танки, 
если что на такой взойдет, то не скоро, 
лет через двести.

❂❂❂❂

Ваши слова 
о том, 
что всё устремляется к неотвратимому миру, 
как река к океану, 
что всё 
изменится и простится, 
впадая в общую неизмеримую воду, 
в бездну милосердия, 
о которой мы знаем, –

❂❂❂❂

Ваши слова не проникнут в него глубоко. 
Убитой земле 
нечем принять и выхаживать семя.

❂❂❂❂

Вот некрасивое страданье, 
о котором Вы спрашивали меня 
с прямотой человека, привыкшего молиться. 
Не зло, не обида, Доналд, 
это всё довольно легко проходит…

❂❂❂❂

Но здесь 
нашей поздней ненастной осенью, 
исполненной жалости и согласья, 
безумной жалости и безумного согласья, 
я вспоминаю Вас 
и на другом языке Вашим голосом произносимое слышу 
о пасхальном Серафиме, 
о Преподобном и его медведе, 
о соловецкой молитве, 
о шумящей, как северное море, 
бездне милосердия.

❂❂❂❂