Печаль войны все тяжелей, все глубже,  
все горестней в моем родном краю.  
Бывает, спросишь собственную душу:  
— Ну, как ты, что? —  
И слышишь:  
— Устаю…—  
Но не вини за горькое признанье  
души своей и не пугайся, нет.  
Она такое приняла страданье  
за этот год, что хватит на сто лет.  
И только вспомни, вспомни сорок первый:  
неудержимо двигался фашист,  
а разве — хоть на миг — ослабла вера  
не на словах, а в глубине души?  
Нет. Боль и стыд нежданных поражений  
твоя душа сполна перенесла  
и на путях печальных отступлений  
невиданную твердость обрела.  
… И вот — опять…  
О, сводки с юга, утром!  
Как будто бы клещами душу рвут.  
Почти с молитвой смотришь в репродуктор:  
— Скажи, что Грозного не отдадут!  
— Скажи, скажи, что снова стала нашей  
Кубань, Ростов и пламенный Донбасс.  
— Скажи, что англичане от Ламанша  
рванулись на Германию сейчас! —  
… Но как полынью горем сводки дышат.  
Встань и скажи себе, с трудом дыша:  
— Ты, может быть, еще не то услышишь,  
и все должна перенести душа.  
Ты устаешь? Ты вся в рубцах и ранах?  
Все так. Но вот сейчас, наедине,  
не людям — мне клянись, что не устанешь,  
пока твое Отечество в огне.  
Ты русская— дыханьем, кровью, думой.  
В тебе соединились не вчера  
мужицкое терпенье Аввакума  
и царская неистовость Петра…  
… Такая, отграненная упорством,  
твоя душа нужна твоей земле…  
Единоборство? — Пусть единоборство!  
Мужайся, стой, крепись и — одолей.  

❂❂❂❂

Август — сентябрь 1942  

❂❂❂❂