Недосыпали.  
В семь часов кормленье.  
Ребенок розовый и мокрый просыпался,  
и шло ночное чмоканье, сопенье,  
и теплым миром пахли одеяльца.  
Топорщилась и тлела на постели  
беззубая улыбка.  
А пока  
стучал январь. Светало еле-еле.  
Недолго оставалось до гудка.  
Рассвет, рыжее утреннего чая,  
антенн худую рощу озарял.  
Мы расходились,  
даже не прощаясь,  
шли на работу, проще говоря…  
А вечером, как поезд, мчался чайник,  
на всех парах  
кипел среди зимы.  

❂❂❂❂

Друг заходил, желанный и случайный,  
его тащили — маленькую мыть.  

❂❂❂❂

Друг — весельчак,  
испытанный работник,  
в душе закоренелый холостяк —  
завидовал пеленкам и заботам  
и уверял, что это не пустяк.  
Потом маршруты вместе составляли  
(уже весна прорезывалась с силой),  
и вдруг,  
стремглав, окачивали дали,  
крик поезда сквозь город доносило.  
И все, чем жил  
любимый не на шутку  
большой Союз,  
и все, что на земле  
случалося на протяженье суток,—  
переживалось наново в семье.  
Так дочь росла,  
и так версталась повесть,  
копилась песенка про дальние края,  
и так жила,  
сработана на совесть,  
в ту зиму комсомольская семья.  

❂❂❂❂

1933  

❂❂❂❂