Пускай колокола, раскачиваясь мерно, 
Скликают парижан к молитве суеверной. 
В их легкомысленной и суетной душе 
Былая набожность не теплится уже. 
Пускай озарена свечами церковь снова, 
Пускай у древних плит, у алтаря святого 
Свой покаянный лоб священник разобьет, — 
Тут христианства нет, оно не оживет. 
Тут благоденствует унылый демон скуки. 
Повсюду протянул он высохшие руки 
И душит сонными объятьями умы. 
Чтоб избежать его расположенья, мы 
Согласны за полночь распутничать в столице 
И с забулдыгами гулять и веселиться; 
Мы откликаемся, куда бы ни позвал 
Смех сатурналий, наш парижский карнавал.

❂❂❂❂

Когда-то краткое безумье карнавала 
Для бедняков одних бездомных ликовало. 
Шумел бульвар на их последние гроши, 
Ватаги ряженых плясали от души. 
Сегодня голытьбы не знает сцена эта, 
Для знати бал открыт и для большого света. 
Тут именитые теснятся у ворот, 
Став подголосками всех рыночных острот. 
Затем мыслители, забыв свои ученья 
И любопытствуя, где лучше развлеченья, 
Являются в театр и похотливо ждут, 
Что ныне спляшет чернь, чему учиться тут. 
Как это описать, что танец означает? 
Здесь пальму первенства распутник получает, 
Пока смычок визжит и барабан слегка 
Танцоров раскачал под говор кабака, 
И в лад мелодии прокуренное горло 
Брань непотребную как крылья распростерло. 
Все маски сброшены. За ними сброшен стыд. 
И женщина глазам пропойц предстоит, 
Опьянена толпой, бесстыжая, нагая, 
Без околичностей жеманство отвергая. 
Мужчина ей мигнет, и женщина встает, 
И побежит за ним, и песню запоет, 
И обезумеет, и на подмостки прыгнет, 
И бросится к нему, и толстой ляжкой дрыгнет. 
А тот, кто вызывал ее распутный смех, 
Хватает женщину и на глазах у всех, 
Как бешеный тритон наяду тащит в воду, 
С добычею своей насилует природу, 
Изображает срам, которого и зверь 
Не в силах выдумать. А между тем теперь 
Срамному зрелищу повсюду рукоплещут, 
И упиваются им жадно, и трепещут. 
Но зал колеблется, чего-то ждет. И вдруг 
Открылся общий бал. Схватились сотни рук. 
Потом сплелись тела. Неистовым галопом 
Мгновенно вымыты подмостки, как потопом. 
Пыль поднялась столбом, клубится по углам, 
Пыль занавесила миганье тусклых ламп. 
Качнулся потолок в глазах безмозглых пьяниц. 
Все победила плоть, всех обездушил танец. 
Сметает всех и все безумный хоровод. 
Так шторм беснуется на ложе пенных вод, 
Так ветер сосны гнет, в объятия схватив их, 
Так мечется в степи табун кобыл ретивых, 
Так львы рычат во рвах… — Но если ты проник 
В лихое общество, как робкий ученик, 
И слабою рукой упустишь стан подруги, — 
Конец! Ты проиграл на этом бранном круге. 
И если упадешь, как жалко ни вопи — 
Никто не слушает в кружащейся цепи. 
Бездействует душа во время пляски страшной. 
И мчится хоровод стоногий, бесшабашный, 
Несется по телам простертым и едва 
Не топчет лучшие созданья божества.

❂❂❂❂