Ни кротостью, ни негой ясной

Ни кротостью, ни негой ясной 
Черты любимых муз не привлекают нас. 
Их голоса звучат сурово и пристрастно, 
Их хор разладился, у каждой свой рассказ.

❂❂❂❂

Одна, угрюмая, как плакальщица, бродит 
В ущельях диких гор, у брега волн морских. 
С гробницы короля другая глаз не сводит, 
Владыкам сверженным свой посвящает стих, 
Поет на тризнах роковых.

❂❂❂❂

А третья, наконец, простая дочь народа, 
Влюбилась в город наш, в его тревожный ад, 
И ей дороже год от года 
Волненье площадей и залпы с баррикад, 
Когда, грозней, чем непогода, 
Шлет Марсельеза свой рыдающий раскат.

❂❂❂❂

Читатель-властелин, я с гордой музой этой 
Недаром встретился в крутые времена, 
Недаром с той поры мерещится мне где-то 
На людной улице она.

❂❂❂❂

Другие музы есть, конечно, 
Прекрасней, и нежней, и ближе к дали вечной, 
Но между всех сестер я предпочел ее, 
Ту, что склоняется к сердцам мятежным близко, 
Ту, что не брезгует любой работой низкой, 
Ту, что находит жизнь в любой грязи парижской, 
Чтоб сердце вылечить мое. 
Я тяжкий выбрал труд и не знавался с ленью. 
На горе голосам, звучащим все грозней, 
Хотел я отвратить младое поколенье 
От черной славы наших дней. 
Быть может, дерзкое я выбрал направлены, 
Махины, может быть, такой 
Не сдвину и на пядь слабеющей рукой

❂❂❂❂

Но если жизнь пройдем мы розно, 
Мы оба, дети городов, — 
Пусть муза позовет, ответить я готов, 
Откликнуться готов на этот голос грозный!

❂❂❂❂

Читатель-властелин, пусть я замедлю шаг, 
Но праведные изреченья 
Вот этих медных губ звучат в моих ушах. 
Пусть наши партии, постыдно оплошав, 
Равно повинны в преступленье — 
Но пред лицом вседневных зол 
Поэт узнал свое гражданское значенье: 
Он — человечества посол.

❂❂❂❂