Мое разочарованье

Говорят, что счастье наше скользко,-  
Сам, увы! я то же испытал!  
На границе Юрьевец-Повольска  
В собственном селе я проживал.  
Недостаток внешнего движенья  
Заменив работой головы,  
Приминал я в лето, без сомненья,  
Десятин до двадцати травы;  
Я лежал с утра до поздней ночи  
При волшебном плеске ручейка  
И мечтал, поднявши к небу очи,  
Созерцая гордо облака.  
Вереницей чудной и беспечной  
Предо мной толпился ряд идей,  
И витал я в сфере бесконечной,  
Презирая мелкий труд людей.  
Я лежал, гнушаясь их тревогой,  
Не нуждаясь, к счастию, ни в чем,  
Но зато широкою дорогой  
В сфере мысли шел богатырем;  
Гордый дух мой рос и расширялся,  
Много тайн я совмещал в груди  
И поведать миру собирался;  
Но любовь сказала: погоди!  
Я давно в созданье идеала  
Погружен был страстною душой:  
Я желал, чтоб женщина предстала  
В виде мудрой Клии предо мной,  
Чтоб и свет, и танцы, и наряды,  
И балы не нужны были ей;  
Чтоб она на всё бросала взгляды,  
Добытые мыслию своей;  
Чтоб она не плакала напрасно,  
Не смеялась втуне никогда,  
Говоря восторженно и страстно,  
Вдохновенно действуя всегда;  
Чтоб она не в рюмки и подносы,  
Не в дела презренной суеты —  
Чтоб она в великие вопросы  
Погружала мысли и мечты…  
И нашел, казалось, я такую.  
Молода она еще была  
И свою натуру молодую  
Радостно развитью предала.  
Я читал ей Гегеля, Жан-Поля,  
Демосфена, Галича, Руссо,  
Глинку, Ричардсона, Декандоля,  
Волтера, Шекспира, Шамиссо,  
Байрона, Мильтона, Соутэя,  
Шеллинга, Клопштока, Дидеро…  
В ком жила великая идея,  
Кто любил науку и добро;  
Всех она, казалось, понимала,  
Слушала без скуки и тоски,  
И сама уж на ночь начинала  
Тацита читать, одев очки.  
Правда, легче два десятка кегель  
Разом сбить ей было, чем понять,  
Как велик и плодотворен Гегель;  
Но умел я вразумлять и ждать!  
Видел я: не пропадет терпенье —  
Даже мать красавицы моей,  
Бросивши варенье и соленье,  
Философских набралась идей.  
Так мы шли в развитьи нашем дружно,  
О высоком вечно говоря…  
Но не то ей в жизни было нужно!  
Раз, увы! в начале сентября  
Прискакал я поутру к невесте.  
Нет ее ни в зале, ни в саду.  
Где ж она? «Они на кухне вместе  
С маменькой» — и я туда иду.  
Тут предстала страшная картина…  
Разом столько горя и тоски!  
Растерзав на клочья Ламартина,  
На бумагу клала пирожки  
И сажала в печь моя невеста!!!  
Я смотреть без ужаса не мог,  
Как она рукой месила тесто,  
Как потом отведала пирог.  
Я не верил зрению и слуху,  
Думал я, не перестать ли жить?  
А у ней еще достало духу  
Мне пирог проклятый предложить.  
Вот они — великие идеи!  
Вот они — развития плоды!  
Где же вы, поэзии затеи?  
Что из вас, усилья и плоды?  
Я рыдал. Сконфузилися обе,  
Видимо, перепугались вдруг;  
Я ушел в невыразимой злобе,  
Объявив, что больше им не друг.  
С той поры я верю: счастье скользко,  
Я без слез не проживаю дня;  
От Москвы до Юрьевец-Повольска  
Нет лица несчастнее меня!  

❂❂❂❂

Март или апрель 1851  

❂❂❂❂