К Эмилии

Подруга милая моей судьбы смиренной,  
Которою меня бог щедро наградил!  
Ты хочешь, чтобы я, спокойством усыпленный  
Для света и для муз, талант мой пробудил  
И людям о себе напомнил бы стихами.  
О чем же мне писать? В душе моей одна,  
Одна живая мысль; я разными словами  
Могу сказать одно: душа моя полна  
Любовию святой, блаженством и тобою, —  
Другое кажется мне скучной суетою.  
Сказав тебе: люблю! уже я всё сказал.  
Любовь и счастие в романах говорливы,  
Но в истине своей и в сердце молчаливы.  
Когда я счастие себе воображал,  
Когда искал его под бурным небом света,  
Тогда о прелестях сокрытого предмета  
Я часто говорил; играл умом своим  
И тени прибирать любил одне к другим,  
В отсутствии себя портретом утешая;  
Тогда я счастлив был, о счастии мечтая:  
Мечта приятна нам, когда она жива.  
Но ныне, милый друг, сильнейшие слова  
Не могут выразить сердечных наслаждений,  
Которые во всем с тобою нахожу.  
Блаженство предо мной: я на тебя гляжу!  
Считаю радости свои числом мгновений,  
Не думая о том, как их изображать.  
Любовник может ли любовницу писать?  
Картина пишется для взора, а не чувства,  
И сердцу угодить, не станет ввек искусства.  
Но если б я и мог, любовью вдохновен,  
В стихах своих излить всю силу, нежность жара,  
Которым твой супруг счастливый упоен,  
И кистию живой и чародейством дара  
Всё счастие свое, как в зеркале, явить,  
Не думай, чтобы тем я мог других пленить.  
Ах, нет! сердечный звук столь тих, что он невнятен  
В мятежных суетах и в хаосе страстей.  
Кто истинно блажен, тот свету неприятен,  
Служа сатирою почти на всех людей.  
Столь редко счастие! и столь несправедливы  
Понятия об нем! Иначе кто, в сребре,  
В приманках гордости, в чинах и при дворе,  
Искал бы здесь его? Умы самолюбивы:  
Я спорить не хочу; но мне позволят быть  
Довольным в хижине, любимым — и любить!  
Так пастырь с берега взирает на волненья  
Нептуновых пучин и видит корабли  
Игралищем стихий, желает им спасенья,  
Но рад, что он стоит надежно на земли.  
Нет, нет, мой милый друг! сердечное блаженство  
Желает тишины, а музы любят шум;  
Не истина, но блеск в поэте совершенство,  
И ложь красивая пленяет светский ум  
Скорее, чем язык простой, нелицемерный,  
Которым говорят правдивые сердца.  
Сказав, что всякий день, с начала до конца,  
Мы любим быть одни; что мы друг другу верны  
Во всех движениях открытая души;  
Сказав, что все для нас минуты хороши,  
В которые никто нам не мешает вольно  
Друг с другом говорить, друг друга целовать,  
Ласкаться взорами, задуматься, молчать;  
Сказав, что малого всегда для нас довольно;  
Что мы за всё, за всё творца благодарим,  
Не просим чуждого, но счастливы своим,  
Моля его, чтоб он без всяких прибавлений  
Оставил всё, как есть, в самих нас и вокруг, —  
Я вкусу знатоков не угожу, мой друг!  
Где тут Поэзия? где вымысл украшений?  
Я истину скажу; но кто поверит ей?  
Когда пылающий любовник (часто мнимый)  
Стихами говорит любовнице своей,  
Что для него она предмет боготворимый,  
Что он единственно к ней страстию живет,  
За нежный взор ее короны не возьмет,  
И прочее, — тогда ему иной поверит:  
Любовник, думают, в любви не лицемерит;  
Обманывает он себя, а не других.  
Но чтоб супружество для сердца было раем;  
Чтоб в мирной тишине приятностей своих  
Оно казалося всегда цветущим маем,  
Без хлада и грозы; чтоб нежный Гименей  
Был страстен, и еще сильнее всех страстей, —  
То люди назовут бессовестным обманом.  
История любви там кажется романом,  
Где всё романами и дышит и живет.  
Нет, милая! любовь супругов так священна,  
Что быть должна от глаз нечистых сокровенна;  
Ей сердце — храм святой, свидетель — бог, не свет;  
Ей счастье — друг, не Феб, друг света и притворства:  
Она по скромности не любит стихотворства.  

❂❂❂❂

1802  

❂❂❂❂