Повис в горах заснеженный ручей,  
поток камней остановился в беге,  
и спутник мой устало о ночлеге  
уже твердил,  
стучась ладонью в дверь.  
Вставала жизнь, как горная страна,  
и полз валун по глине через тучи,  
и обрывались альпинисты с кручи,  
и осыпались в землю семена.  
Как звезды, раскрывали лепестки  
цветы колючие и просто голубые.  
А на вершинах гор снега слепые  
преобразило время в ледники.  
Прошла война, — так думал человек:  
гора лежала, как разбитый череп.  
Внизу, на дне Черекского ущелья,  
сорвавшись с неба, пенился Черек.  
Но к сердцу мне припал Донгуз-Орун,  
большой хребет, сияющий на солнце,  
и озеро продолговатым глазом  
из ледника глядело на меня.  
Мы шли туда,  
где вечные снега,  
где солнечные скалы и поляны,  
где пьют туристы пузырьки нарзана,  
пружиня на локтях у родника.  
Где пастухи едят овечий сыр  
и смотрят из-под шляп широкополых,  
и облака висят на скалах голых,  
и горы ограничивают мир.  
И человек,  
затерянный во льду,  
где вмерзла кость медвежьего оскала,  
глядит в небесный глаз, зажатый в скалах,  
небесным глазом, вспыхнувшим во лбу!  

❂❂❂❂

1985  

❂❂❂❂