Вечерня отошла, последний возглас клира
Замолк под сводами, волнуется народ;
Молитва кончена, и снова голос мира
В растворенную дверь детей своих зовет.
Покорная ему, спешит толпа густая —
Те к отдыху домой, а те — к ночным трудам;
Кто набожно крестясь, кто нищих оделяя;
Народ расходится, пустеет Божий храм.
Пустеет… только там старушка у иконы
Да дряхлый инвалид осталися одни;
И те, спеша уйти, последние поклоны
Творят размашисто; вот вышли и они.
За ними вслед прошел священник торопливо,
И звук его шагов на каменном полу
Замолк на паперти; и сторож молчаливый
Лампады потушил и тихо сел в углу.
Вечерний солнца луч, в окошко проникая,
Скользит и движется по стенам и столбам,
И лики темные, как будто оживая,
Глядят таинственно, являясь тут и там.
Порой блеснет оклад, мелькнет резная рама,
Иль сцена библией завещанных картин;
Кругом и полумрак, и тишь пустого храма…
Вот сторож задремал. Теперь я здесь один.
Один… нет, не один!.. Мне слышится рыданье;
Здесь плачут, здесь скорбят — здесь люди быть должны!
Еще здесь кто-то ждал, тая в груди страданье,
Уединения, безлюдья, тишины.
Ищу, кто б это был? Чье горе, укрываясь,
Пришло наедине излиться пред Творцом?
Вон группа… женщина, слезами заливаясь,
С малютками детьми склонилась над крестом;
Невидим за столбом, я вижу их свободно.
Бедняжка думает, что здесь она одна,
И пред распятием, припав к плите холодной,
Рыдает, жаркою мольбой поглощена,
Как будто хочет всё, весь гнет сердечной боли
С ней вылить из души растерзанной своей.
Малютки — старшему девятый год, не боле —
Сробели, бедные, и плачут вместе с ней.
Сынишка, к матери припав и обнимая,
“Не плачь, мамашенька, — ей нежно говорил, —
Скажи мне, кто тебя обидеть мог, родная?
Скажи, я заступлюсь, Господь пошлет мне сил…”
И гневом, и мольбой горят его глазёнки,
И судорожно сжат безвредный кулачок;
А рядом девочка, сложив свои ручонки,
Глядит сквозь слёз на мать, и детский голосок
Лепечет: “Господи! утешь её, мамашу;
Я буду умница, не стану я грешить;
Тебе ведь можно всё, верни скорей папашу,
Чтобы не плакать нам и в чёрном не ходить”.
И группу скорбную как будто осеняя,
Воздвиглося над ней распятье в высоте;
И к плачущим с него, объятье простирая,
Склонился Праведник, распятый на кресте.
Забыв о собственном страдании суровом,
Покрытый язвами и кровию облит,
Склонил он бледный лик в венке своем терновом
И, полный благости, с любовию глядит.
Случайно освещен в тот миг лучом заката,
Он, мнится, говорит им взглядом кротких глаз:
“Идите все ко Мне, кого гнетёт утрата,
Ко Мне, скорбящие, — Я успокою вас!»
❂❂❂❂