Валерик (Я к вам пишу случайно)

Я к вам пишу случайно; право  
Не знаю как и для чего.  
Я потерял уж это право.  
И что скажу вам?— ничего!  
Что помню вас?— но, Боже правый,  
Вы это знаете давно;  
И вам, конечно, все равно.  

❂❂❂❂

И знать вам также нету нужды,  
Где я? что я? в какой глуши?  
Душою мы друг другу чужды,  
Да вряд ли есть родство души.  
Страницы прошлого читая,  
Их по порядку разбирая  
Теперь остынувшим умом,  
Разуверяюсь я во всем.  
Смешно же сердцем лицемерить  
Перед собою столько лет;  
Добро б еще морочить свет!  
Да и при том что пользы верить  
Тому, чего уж больше нет?.  
Безумно ждать любви заочной?  
В наш век все чувства лишь на срок;  
Но я вас помню — да и точно,  
Я вас никак забыть не мог!  
Во-первых потому, что много,  
И долго, долго вас любил,  
Потом страданьем и тревогой  
За дни блаженства заплатил;  
Потом в раскаяньи бесплодном  
Влачил я цепь тяжелых лет;  
И размышлением холодным  
Убил последний жизни цвет.  
С людьми сближаясь осторожно,  
Забыл я шум младых проказ,  
Любовь, поэзию,— но вас  
Забыть мне было невозможно.  

❂❂❂❂

И к мысли этой я привык,  
Мой крест несу я без роптанья:  
То иль другое наказанье?  
Не все ль одно. Я жизнь постиг;  
Судьбе как турок иль татарин  
За все я ровно благодарен;  
У Бога счастья не прошу  
И молча зло переношу.  
Быть может, небеса востока  
Меня с ученьем их Пророка  
Невольно сблизили. Притом  
И жизнь всечасно кочевая,  
Труды, заботы ночь и днем,  
Все, размышлению мешая,  
Приводит в первобытный вид  
Больную душу: сердце спит,  
Простора нет воображенью…  
И нет работы голове…  
Зато лежишь в густой траве,  
И дремлешь под широкой тенью  
Чинар иль виноградных лоз,  
Кругом белеются палатки;  
Казачьи тощие лошадки  
Стоят рядком, повеся нос;  
У медных пушек спит прислуга,  
Едва дымятся фитили;  
Попарно цепь стоит вдали;  
Штыки горят под солнцем юга.  
Вот разговор о старине  
В палатке ближней слышен мне;  
Как при Ермолове ходили  
В Чечню, в Аварию, к горам;  
Как там дрались, как мы их били,  
Как доставалося и нам;  
И вижу я неподалеку  
У речки, следуя Пророку,  
Мирной татарин свой намаз  
Творит, не подымая глаз;  
А вот кружком сидят другие.  
Люблю я цвет их желтых лиц,  
Подобный цвету наговиц,  
Их шапки, рукава худые,  
Их темный и лукавый взор  
И их гортанный разговор.  
Чу — дальний выстрел! прожужжала  
Шальная пуля… славный звук…  
Вот крик — и снова все вокруг  
Затихло… но жара уж спала,  
Ведут коней на водопой,  
Зашевелилася пехота;  
Вот проскакал один, другой!  
Шум, говор. Где вторая рота?  
Что, вьючить?— что же капитан?  
Повозки выдвигайте живо!  
Савельич! Ой ли — Дай огниво!—  
Подъем ударил барабан —  
Гудит музыка полковая;  
Между колоннами въезжая,  
Звенят орудья. Генерал  
Вперед со свитой поскакал…  
Рассыпались в широком поле,  
Как пчелы, с гиком казаки;  
Уж показалися значки  
Там на опушке — два, и боле.  
А вот в чалме один мюрид  
В черкеске красной ездит важно,  
Конь светло-серый весь кипит,  
Он машет, кличет — где отважный?  
Кто выйдет с ним на смертный бой!..  
Сейчас, смотрите: в шапке черной  
Казак пустился гребенской;  
Винтовку выхватил проворно,  
Уж близко… выстрел… легкий дым…  
Эй вы, станичники, за ним…  
Что? ранен!..— Ничего, безделка…  
И завязалась перестрелка…  

❂❂❂❂

Но в этих сшибках удалых  
Забавы много, толку мало;  
Прохладным вечером, бывало,  
Мы любовалися на них,  
Без кровожадного волненья,  
Как на трагический балет;  
Зато видал я представленья,  
Каких у вас на сцене нет…  

❂❂❂❂

Раз — это было под Гихами,  
Мы проходили темный лес;  
Огнем дыша, пылал над нами  
Лазурно-яркий свод небес.  
Нам был обещан бой жестокий.  
Из гор Ичкерии далекой  
Уже в Чечню на братний зов  
Толпы стекались удальцов.  
Над допотопными лесами  
Мелькали маяки кругом;  
И дым их то вился столпом,  
То расстилался облаками;  
И оживилися леса;  
Скликались дико голоса  
Под их зелеными шатрами.  
Едва лишь выбрался обоз  
В поляну, дело началось;  
Чу! в арьергард орудья просят;  
Вот ружья из кустов [вы]носят,  
Вот тащат за ноги людей  
И кличут громко лекарей;  
А вот и слева, из опушки,  
Вдруг с гиком кинулись на пушки;  
И градом пуль с вершин дерев  
Отряд осыпан. Впереди же  
Все тихо — там между кустов  
Бежал поток. Подходим ближе.  
Пустили несколько гранат;  
Еще продвинулись; молчат;  
Но вот над бревнами завала  
Ружье как будто заблистало;  
Потом мелькнуло шапки две;  
И вновь всё спряталось в траве.  
То было грозное молчанье,  
Не долго длилося оно,  
Но [в] этом странном ожиданье  
Забилось сердце не одно.  
Вдруг залп… глядим: лежат рядами,  
Что нужды? здешние полки  
Народ испытанный… В штыки,  
Дружнее! раздалось за нами.  
Кровь загорелася в груди!  
Все офицеры впереди…  
Верхом помчался на завалы  
Кто не успел спрыгнуть с коня…  
Ура — и смолкло.— Вон кинжалы,  
В приклады!— и пошла резня.  
И два часа в струях потока  
Бой длился. Резались жестоко  
Как звери, молча, с грудью грудь,  
Ручей телами запрудили.  
Хотел воды я зачерпнуть…  
(И зной и битва утомили  
Меня), но мутная волна  
Была тепла, была красна.  

❂❂❂❂

На берегу, под тенью дуба,  
Пройдя завалов первый ряд,  
Стоял кружок. Один солдат  
Был на коленах; мрачно, грубо  
Казалось выраженье лиц,  
Но слезы капали с ресниц,  
Покрытых пылью… на шинели,  
Спиною к дереву, лежал  
Их капитан. Он умирал;  
В груди его едва чернели  
Две ранки; кровь его чуть-чуть  
Сочилась. Но высоко грудь  
И трудно подымалась, взоры  
Бродили страшно, он шептал…  
Спасите, братцы.— Тащат в торы.  
Постойте — ранен генерал…  
Не слышат… Долго он стонал,  
Но все слабей и понемногу  
Затих и душу отдал Богу;  
На ружья опершись, кругом  
Стояли усачи седые…  
И тихо плакали… потом  
Его остатки боевые  
Накрыли бережно плащом  
И понесли. Тоской томимый  
Им вслед смотрел [я] недвижимый.  
Меж тем товарищей, друзей  
Со вздохом возле называли;  
Но не нашел в душе моей  
Я сожаленья, ни печали.  
Уже затихло все; тела  
Стащили в кучу; кровь текла  
Струею дымной по каменьям,  
Ее тяжелым испареньем  
Был полон воздух. Генерал  
Сидел в тени на барабане  
И донесенья принимал.  
Окрестный лес, как бы в тумане,  
Синел в дыму пороховом.  
А там вдали грядой нестройной,  
Но вечно гордой и спокойной,  
Тянулись горы — и Казбек  
Сверкал главой остроконечной.  
И с грустью тайной и сердечной  
Я думал: жалкий человек.  
Чего он хочет!.. небо ясно,  
Под небом места много всем,  
Но беспрестанно и напрасно  
Один враждует он — зачем?  
Галуб прервал мое мечтанье,  
Ударив по плечу; он был  
Кунак мой: я его спросил,  
Как месту этому названье?  
Он отвечал мне: Валерик_,  
А перевесть на ваш язык,  
Так будет речка смерти: верно,  
Дано старинными людьми.  
— А сколько их дралось примерно  
Сегодня?— Тысяч до семи.  
— А много горцы потеряли?  
— Как знать?— зачем вы не считали!  
Да! будет, кто-то тут сказал,  
Им в память этот день кровавый!  
Чеченец посмотрел лукаво  
И головою покачал.  

Но я боюся вам наскучить,  
В забавах света вам смешны  
Тревоги дикие войны;  
Свой ум вы не привыкли мучить  
Тяжелой думой о конце;  
На вашем молодом лице  
Следов заботы и печали  
Не отыскать, и вы едва ли  
Вблизи когда-нибудь видали,  
Как умирают. Дай вам Бог  
И не видать: иных тревог  
Довольно есть. В самозабвеньи  
Не лучше ль кончить жизни путь?  
И беспробудным сном заснуть  
С мечтой о близком пробужденьи?  

❂❂❂❂

Теперь прощайте: если вас  
Мой безыскусственный рассказ  
Развеселит, займет хоть малость,  
Я буду счастлив. А не так?—  
Простите мне его как шалость  
И тихо молвите: чудак!..  

❂❂❂❂

1840  

❂❂❂❂

❂❂❂❂