(Речка, кругом широкие долины, курган, на берегу издохший конь лежит близ кургана, и вороны летают над ним. Всё дико).

❂❂❂❂

Азраил (сидит на кургане) 
Дождуся здесь; мне не жестка 
Земля кургана. Ветер дует, 
Серебряный ковыль волнует 
И быстро гонит облака. 
Кругом всё дико и бесплодно. 
Издохший конь передо мной 
Лежит, и коршуны свободно 
Добычу делят меж собой. 
Уж хладные белеют кости, 
И скоро пир кровавый свой 
Незваные оставят гости. 
Так точно и в душе моей: 
Всё пусто, лишь одно мученье 
Грызет ее с давнишних дней 
И гонит прочь отдохновенье; 
Но никогда не устает 
Его отчаянная злоба, 
И в темной, темной келье гроба 
Оно вовеки не уснет. 
Всё умирает, всё проходит. 
Гляжу, за веком век уводит 
Толпы народов и миров 
И с ними вместе исчезает. 
Но дух мой гибели не знает; 
Живу один средь мертвецов, 
Законом общим позабытый, 
С своими чувствами в борьбе, 
С душой, страданьями облитой, 
Не зная равного себе. 
Полуземной, полунебесный, 
Гонимый участью чудесной, 
Я всё мгновенное люблю, 
Утрата мучит грудь мою. 
И я бессмертен, и за что же! 
Чем, чем возможно заслужить 
Такую пытку? Боже, боже! 
Хотя бы мог я не любить! 
Она придет сюда, я обниму 
Красавицу и грудь к груди прижму, 
У сердца сердце будет горячей; 
Уста к устам чем ближе, тем сильней 
Немая речь любви. Я расскажу 
Ей всё и мир и вечность покажу; 
Она слезу уронит надо мной, 
Смягчит творца молитвой молодой, 
Поймет меня, поймет мои мечты 
И скажет: как велик, как жалок ты. 
Сей речи звук мне будет жизни звук 
И этот час последний долгих мук. 
Клянусь воспоминание об нем 
Глубоко в сердце схоронить моем. 
Хотя бы на меня восстал весь ад. 
Тот угол, где я спрячу этот клад, 
Не осквернит ни ропот, ни упрек, 
Ни месть, ни зависть; пусть свирепый рок 
Сбирает тучи, пусть моя звезда 
В тумане вечном тонет навсегда, 
Я не боюсь; есть сердце у меня 
Надменное и полное огня, 
Есть в нем любви ее святой залог, 
Последнего ж не отнимает бог. 
Но слышен звук шагов, она, она. 
Но для чего печальна и бледна? 
Венок пестреет над ее челом, 
Играет солнце медленным лучом 
На белых персях, на ее кудрях – 
Идет. Ужель меня тревожит страх? 
(Дева входит, цветы в руках и на голове, в белом платье, крест на груди у нее). 
Дева 
Ветер гудёт, 
Месяц плывет, 
Девушка плачет, 
Милый в чужбину скачет. 
Ни дева, ни ветер 
Не замолкнут; 
Месяц погаснет, 
Милый изменит. 
Прочь печальная песня. Я опоздала, Азраил. Так ли тебя зовут, мой друг? (Садится рядом). 
Азраил. Что до названия? Зови меня твоим любезным, пускай твоя любовь заменит мне имя, я никогда не желал бы иметь другого. Зови, как хочешь, смерть – уничтожением, гибелью, покоем, тлением, сном – она всё равно поглотит свои жертвы. 
Дева. Полно с такими черными мыслями. 
Азраил. Так, моя любовь чиста, как голубь, но она хранится в мрачном месте, которое темнеет с вечностью. 
Дева. Кто ты? 
Азраил. Изгнанник, существо сильное и побежденное. Зачем ты хочешь знать? 
Дева. Что с тобою? Ты побледнел приметно; дрожь пробежала по твоим членам, твои веки опустились к земле. Милый, ты становишься страшен. 
Азраил. Не бойся, всё опять прошло. 
Дева. О, я тебя люблю, люблю больше блаженства. Ты помнишь, когда мы встретились, я покраснела; ты прижал меня к себе, мне было так хорошо, так тепло у груди твоей. С тех пор моя душа с твоей одно. Ты несчастлив, вверь мне свою печаль, кто ты? Откуда? Ангел? Демон? 
Азраил. Ни то, ни другое. 
Дева. Расскажи мне твою повесть; если ты потребуешь слез, у меня они есть; если потребуешь ласки, то я удушу тебя моими; если потребуешь помощи, о возьми всё, что я имею, возьми мое сердце и приложи его к язве, терзающей твою душу; моя любовь сожжет этого червя, который гнездится в ней. Расскажи мне твою повесть! 
Азраил. Слушай, не ужасайся, склонись к моему плечу, сбрось эти цветы, твои губы душистее. Пускай эти гвоздики, фиалки унесет ближний поток, как некогда время унесет твою собственную красоту. Как, ужели эта мысль ужасна, ужели в столько столетий люди не могли к ней привыкнуть, ужели никто не может пользоваться всею опытностию предшественников? О люди! Вы жалки, но со всем тем я сменял бы мое вечное существованье на мгновенную искру жизни человеческой, чтобы чувствовать хотя всё то же, что теперь чувствую, но иметь надежду когда-нибудь позабыть, что я жил и мыслил. Слушай же мою повесть. 
Рассказ Азраила 
Когда еще ряды светил 
Земли не знали меж собой, 
В те годы я уж в мире был, 
Смотрел очами и душой, 
Молился, действовал, любил. 
И не один я сотворен, 
Нас было много; чудный край 
Мы населяли, только он, 
Как ваш давно забытый рай, 
Был преступленьем осквернен. 
Я власть великую имел, 
Летал, как мысль, куда хотел, 
Мог звезды навещать порой 
И любоваться их красой 
Вблизи, не утомляя взор; 
Как перелетный метеор, 
Я мог исчезнуть и блеснуть 
Везде мне был свободный путь. 
Я часто ангелов видал 
И громким песням их внимал, 
Когда в багряных облаках 
Они, качаясь на крылах, 
Все вместе славили творца, 
И не было хвалам конца. 
Я им завидовал: они 
Беспечно проводили дни, 
Не знали тайных беспокойств, 
Душевных болей и расстройств, 
Волнения враждебных дум 
И горьких слез; их светлый ум 
Безвестной цели не искал, 
Любовью грешной не страдал, 
Не знал пристрастия к вещам, 
Он весь был отдан небесам. 
Но я, блуждая много лет, 
Искал чего, быть может, нет: 
Творенье, сходное со мной, 
Хотя бы мукою одной. 
И начал громко я роптать, 
Мое рожденье проклинать, 
И говорил: всесильный бог, 
Ты знать про будущее мог, 
Зачем же сотворил меня? 
Желанье глупое храня, 
Везде искать мне суждено 
Призрак, видение одно. 
Ужели мил тебе мой стон? 
И если я уж сотворен, 
Чтобы игрушкою служить, 
Душой бессмертной, может быть, 
Зачем меня ты одарил? 
Зачем я верил и любил? 
И наказание в ответ 
Упало на главу мою. 
О, не скажу какое, нет! 
Твою беспечность не убью, 
Не дам понятия о том, 
Что лишь с возвышенным умом 
И с непреклонною душой 
Изведать велено судьбой. 
Чем дольше мука тяготит, 
Тем глубже рана от нее; 
Обливши смертью бытие, 
Она опять его живит. 
И эта жизнь пуста, мрачна, 
Как пропасть, где не знают дна: 
Глотая всё, добро и зло, 
Не наполняется она. 
Взгляни на бледное чело, 
Приметь морщин печальный ряд, 
Неровный ход моих речей, 
Мой горький смех, мой дикий взгляд 
При вспоминанье прошлых дней, 
И если тотчас не прочтешь 
Ты ясно всех моих страстей, 
То вечно, вечно не поймешь 
Того, кто за безумный сон, 
За миг столетьями казнен. 
Я пережил звезду свою; 
Как дым рассыпалась она, 
Рукой творца раздроблена; 
Но смерти верной на краю, 
Взирая на погибший мир, 
Я жил один, забыт и сир. 
По беспредельности небес 
Блуждал я много, много лет 
И зрел, как старый мир исчез 
И как родился новый свет; 
И страсти первые людей 
Не скрылись от моих очей. 
И ныне я живу меж вас, 
Бессмертный смертную люблю. 
И с трепетом свиданья час, 
Как пылкий юноша, ловлю. 
Когда же род людей пройдет 
И землю вечность разобьет, 
Услышав грозную трубу, 
Я в новый удалюся мир 
И стану там, как прежде сир, 
Свою оплакивать судьбу. 
Вот повесть чудная моя; 
Поверь иль нет, мне всё равно – 
Доверчивое сердце я 
Привык не находить давно; 
Однако ж я молю: поверь 
И тем тоску мою умерь. 
Никто не мог тебя любить 
Так пламенно, как я теперь. 
Что сердце попусту язвить, 
Зачем вдвойне его казнить? 
Но нет, ты плачешь. Я любим, 
Хоть только существом одним, 
Хоть в первый и последний раз. 
Мой ум светлей отныне стал, 
И, признаюсь, лишь в этот час 
Я умереть бы не желал. 

Дева. Я тебя не понимаю, Азраил, ты говоришь так темно. Ты видел другой мир, где ж он? В нашем законе ничего не сказано о людях, живших прежде нас. 
Азраил. Потому что закон Моисея не существовал прежде земли. 
Дева. Полно, ты меня хочешь только испугать. 
Азраил (бледнеет). 
Дева. Я пришла сюда, чтобы с тобой проститься, мой милый. Моя мать говорит, что покамест это должно, я иду замуж. Мой жених славный воин, его шлем блестит, как жар, и меч его опаснее молнии. 
Азраил. Вот женщина! Она обнимает одного и отдает свое сердце другому! 
Дева. Что сказал ты? О, не сердись. 
Азраил. Я не сержусь, (горько) и за что сердиться?

❂❂❂❂

Поэма своеобразна по форме: стихи чередуются с прозой, точнее с драматизированным диалогом между героем и героиней. Лермонтов вводит ремарки, рисующие место действия, внешний облик, одежду героев и пр. На замысел «Азраила» оказали воздействие «Каин» (1821) и «Небо и земля» (1822) Байрона. Образная и стиховая структура песни Девы построена на контрастном развитии фольклорных параллелизмов.

❂❂❂❂

Лермонтов изобразил Азраила падшим ангелом (хотя у мусульман – это ангел смерти). Обращенные к героине слова Азраила о законе Моисея, т. е. о еврейской религии, и то, что действие поэмы происходит, по-видимому, в Палестине (Лермонтов рисует пустынный пейзаж) до разрушения Иудейского царства (жених девы – воин), говорит о некоторой локализации, но ремарка «крест на груди у нее» (с. 104) противоречит этому.

❂❂❂❂

Тематически поэма «Азраил» связана с ранними редакциями «Демона» и «Ангелом смерти».

❂❂❂❂

Тематики стихотворения Азраил: