(Последняя ночь государства Российского)  

❂❂❂❂

Как смертникам жить им до утренних звезд,  
И тонет подвал, словно клипер.  
Из мраморных столиков сдвинут помост,  
И всех угощает гибель.  
Вертинский ломался, как арлекин,  
В ноздри вобрав кокаина,  
Офицеры, припудрясь, брали Б-Е-Р-Л-И-Н,  
Подбирая по буквам вина.  
Первое — пили борщи Бордо,  
Багрового, как революция,  
В бокалах бокастей, чем женщин бедро,  
Виноградки щипая с блюдца.  
Потом шли: эль, и ром, и ликер —  
Под маузером всё есть в буфете.  
Записывал переплативший сеньор  
Цифры полков на манжете.  
Офицеры знали — что продают.  
Россию. И нет России.  
Полки. И в полках на штыках разорвут.  
Честь. (Вы не смейтесь, Мессия.)  
Пустые до самого дна глаза  
Знали, что ночи — остаток.  
И каждую рюмку — об шпоры, как залп  
В осколки имперских статуй.  
Вошел  
человек  
огромный,  
как Петр,  
Петроградскую  
ночь  
стряхнувши,  
Пелена дождя ворвалась с ним.  
Пот  
Отрезвил капитанские туши.  
Вертинский кричал, как лунатик во сне:  
«Мой дом — это звезды и ветер…  
О черный, проклятый России снег —  
Я самый последний на свете…»  
Маяковский шагнул. Он мог быть убит.  
Но так, как берут бронепоезд,  
Воздвигнулся он на мраморе плит  
Как памятник и как повесть.  
Он так этой банде рявкнул: «Молчать!» —  
Что слышно стало:  
пуст  
город.  
И вдруг, словно эхо, в дале-е-еких ночах  
Его поддержала «Аврора».  

❂❂❂❂

12 декабря 1939  

❂❂❂❂