Под гром войны тот гробный тать

Под гром войны тот гробный тать  
Свершает путь поспешный,  
По хриплым плитам тело волоча.  
Легка ладья. Дома уже пылают.  
Перетащил. Вернулся и потух.  
Теперь одно: о, голос соловьиный!  
Перенеслось:  
«Любимый мой, прощай».  
Один на площади среди дворцов змеистых  
Остановился он — безмысленная мгла.  
Его же голос, сидя в пышном доме,  
Кивал ему, и пел, и рвался сквозь окно.  
И видел он горящие волокна,  
И целовал летящие уста,  
Полуживой, кричащий от боязни  
Соединиться вновь — хоть тлен и пустота.  
Над аркою коням Берлин двухбортный снится,  
Полки примерные на рысьих лошадях,  
Дремотною зарей разверчены собаки,  
И очертанье гор бледнеет на луне.  
И слышит он, как за стеной глубокой  
Отъединенный голос говорит:  
«Ты вновь взбежал в червонные чертоги,  
»Ты вновь вошел в веселый лабиринт\».  
И стол накрыт, пирует голос с другом,  
Глядят они в безбрежное вино.  
А за стеклом, покрытым тусклой вьюгой,  
Две головы развернуты на бой.  

❂❂❂❂

Ноябрь 1923  

❂❂❂❂