Недавно тост я слышал на пиру,  
И вот он здесь записан на бумагу.  
«Приснилось мне,- сказал нам тамада,  
Что умер я, и все-таки не умер,  
Что я не жив, и все-таки лежит  
Передо мной последняя дорога.  
Я шел по ней без хлеба, без огня,  
Кругом качалась белая равнина,  
Присевшие на корточки холмы  
На согнутых хребтах держали небо.  
Я шел по ней, весь день я не видал  
Ни дыма, ни жилья, ни перекрестка,  
Торчали вместо верстовых столбов  
Могильные обломанные плиты —  
Я надписи истертые читал,  
Здесь были похоронены младенцы,  
По две недели от роду, по три,  
Умершие, едва успев родиться.  
К полуночи я встретил старика,  
Седой, как лунь, сидел он у дороги  
И пил из рога черное вино,  
Пахучим козьим сыром заедая.  
»Скажи, отец,- спросил я у него,-  
Ты сыр жуешь, ты пьешь вино из рога,  
Как дожил ты до старости такой  
Здесь, где никто не доживал до года?\»  
Старик, погладив мокрые усы,  
Сказал: «Ты ошибаешься, прохожий,  
Здесь до глубокой старости живут,  
Здесь сверстники мои лежат в могилах,  
Ты надписи неправильно прочел —  
У нас другое летоисчисленье:  
Мы измеряем, долго ли ты жил,  
Не днями жизни, а часами дружбы».  
И тамада поднялся над столом:  
«Так выпьем же, друзья, за годы дружбы!»  
Но мы молчали. Если так считать —  
Боюсь, не каждый доживет до года!  

❂❂❂❂

1939  

❂❂❂❂