Немец

В Берлине, на холодной сцене,  
Пел немец, раненный в Испании,  
По обвинению в измене  
Казненный за глаза заранее,  
Пять раз друзьями похороненный,  
Пять раз гестапо провороненный,  
То гримированный, то в тюрьмах ломанный,  
То вновь иголкой в стог оброненный.  
Воскресший, бледный, как видение,  
Стоял он, шрамом изуродованный,  
Как документ Сопротивления,  
Вдруг в этом зале обнародованный.  
Он пел в разрушенном Берлине  
Все, что когда-то пел в Испании,  
Все, что внутри, как в карантине,  
Сидело в нем семь лет молчания.  
Менялись оболочки тела,  
Походки, паспорта и платья.  
Но, молча душу сжав в объятья,  
В нем песня еле слышно пела,  
Она охрипла и болела,  
Она в жару на досках билась,  
Она в застенках огрубела  
И в одиночках простудилась.  
Она явилась в этом зале,  
Где так давно ее не пели.  
Одни, узнав ее, рыдали,  
Другие глаз поднять не смели.  
Над тем, кто предал ее на муки,  
Она в молчанье постояла  
И тихо положила руки  
На плечи тех, кого узнала.  
Все видели, она одета  
Из-под Мадрида, прямо с фронта:  
В плащ и кожанку с пистолетом  
И тельманку с значком Рот Фронта.  
А тот, кто пел ее, казалось,  
Не пел ее, а шел в сраженье,  
И пересохших губ движенье,  
Как ветер боя, лиц касалось.  
…  
Мы шли с концерта с ним, усталым,  
Обнявшись, как солдат с солдатом,  
По тем разрушенным кварталам,  
Где я шел в мае сорок пятом.  
Я с этим немцем шел, как с братом,  
Шел длинным каменным кладбищем,  
Недавно — взятым и проклятым,  
Сегодня — просто пепелищем.  
И я скорбел с ним, с немцем этим,  
Что, в тюрьмы загнан и поборот,  
Давно когда-то, в тридцать третьем,  
Он не сумел спасти свой город.  

❂❂❂❂

1948  

❂❂❂❂