Меж древних гор жил сказочный старик, 
Безумием объятый необычным. 
Он был богач, поэт — и часовщик. 
Он был богат во многом и в различном, 
Владел землей, морями, сонмом гор, 
Ветрами, даже небом безграничным. 
Он был поэт, и сочетал в узор 
Незримые безгласные созданья, 
В чьих обликах был красноречьем — взор. 
Шли годы вне разлада, вне страданья, 
Он был бы лишь поэтом навсегда, 
Но возымел безумное мечтанье, 
Слова он разделил на нет и да, 
Он бросил чувства в область раздвоенья, 
И дня и ночи встала череда. 
А чтоб вернее было их значенье, 
Чтобы означить след их полосы, 
Их двойственность, их смену, и теченье, — 
Поэт безумный выдумал часы, 
Их дикий строй снабдил он голосами: 
Одни из них пленительной красы, — 
Поют, звенят; другие воют псами; 
Смеются, говорят, кричат, скорбя. 
Так весь свой дом увесил он часами. 
И вечность звуком времени дробя, 
Часы идут путем круговращенья, 
Не уставая повторять себя, 
Но сам создав их голос как внушенье, 
Безумный часовщик с теченьем лет 
Стал чувствовать к их речи отвращенье. 
В его дворце молчанья больше нет, 
Часы кричат, хохочут, шепчут смутно, 
И на мечту, звеня, кладут запрет. 
Их стрелки, уходя ежеминутно, 
Меняют свет на тень, и день на ночь, 
И все клянут, и все клянут попутно. 
Не в силах отвращенья превозмочь, 
Безумный часовщик, в припадке гнева, 
Решил прогнать созвучья эти прочь, — 
Лишить часы их дикого напева: 
И вот, раскрыв их внутренний состав, 
Он вертит цепь направо и налево. 
Но строй ли изменился в них и сплав, 
Иль с ними приключилось чарованье, 
Они явили самый дерзкий нрав, — 
И подняли такое завыванье, 
И начали так яростно звенеть, 
Что часовщик забыл негодованье, — 
И слыша проклинающую медь, 
Как трупами испуганный анатом. 
От ужаса лишь мог закаменеть. 
А между тем часы, гудя набатом, 
Все громче хаос воплей громоздят, 
И каждый звук — неустранимый атом. 
Им вторят горы, море, пленный ад, 
И ветры, напоенные проклятьем, 
В пространствах снов кружат, кружат, кружат. 
Рожденные чудовищным зачатьем, 
Меж древних гор метутся нет и да, 
Враждебные, слились одним объятьем, — 
И больше не умолкнут никогда.

❂❂❂❂